Мы вышли из моей квартиры и стали медленно спускаться по лестнице на Ленкин этаж. Ночь была холодной и лунной.
– Звони, – шёпотом велел Федька, когда мы спустились, и поправил свою чёрную маску. Я поправил свою и позвонил.
– Кто там? – спросил голос Ленкиной бабушки.
– Новогодняя телеграмма, бабушка, – ласково сказал Федька, и мы достали револьверы.
Дверь открылась.
– Руки вверх! – грозно сказал я, махнув револьвером.
– Руки по швам! – рявкнул Феодоро. – Не кричать, не плакать, не молить о пощаде.
Мы прошли в кухню.
– Куда же руки девать, господи? – сказала бабушка. – Алёшенька, пальто-то всё в мелу.
И она стала меня чистить.
– Жалобы не помогут, – жёстко сказал я.
– Отведи старую женщину в ванную, – велел мне Феодоро.
– Старая женщина, – сказал я. – Иди в ванную. Сиди там тихо, как мышка. Ни стонов, ни криков. Кстати, меня зовут Алехуано.
Бабушка пошла в ванную.
– Где ваше единственное сокровище? – спросил Феодоро.
Бабушка молчала от горя.
– Страх сильнее рассудка, – сказал Феодоро.
Мы посовещались в прихожей и открыли дверь в комнату.
Дядя Ми… старый лорд читал газету и пил чай.
– Где ты прячешь свою дочь, старик? – нагло крикнул Феодоро.
Отец бедной девушки повернулся к нам, и лицо его покраснело от испуга.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.
– О, ровным счётом ничего, – сказал Федька. – Ровным счётом. Напомни ему, Алехуано, как бесполезно сопротивление.
– Феодоро прав, сопротивление бесполезно, – сказал я, удивляясь, что он снова пьёт чай, – Где твоя дочь? – крикнул я.
– Моё бедное дитя в той комнате, – сказал испуганный отец. – Будьте к нему снисходительны. Вообще, ребята, это безобразие. У моей Ленки тройка по пению. Вы что, научить её петь не можете?
– Но-но-но! – прикрикнул на него Феодоро. – Алехуано, сходи узнай, не сбежала ли старая женщина. Может, она выпрыгнула в окно?!
Я вышел из комнаты и постучал в ванную.
– Что делает старая женщина? – спросил я.
– Да вот стираю уже целый час, – ответила она из-за двери. – Не желают ли молодые-красивые чаю с домашней ватрушкой?
– В самый раз, – сказал я. – Да побольше. Не вздумай показывать свою скупость.
– Сейчас принесут ватрушку, – сказал я, возвращаясь.
– А-атлично! – проревел Федька. – А пока за мной, Алехуано.
Мы вошли в следующую комнату, но там было пусто. И в шкафу было пусто. И под кроватью.
– Каков лгун? – прокричал Феодоро и бросился обратно. – Где дочь? – прорычал он.
Мне стало жаль бедного старика.
Серьёзно, очень жалко.
– Пусть он идёт туда, где пусто, – сказал я. – Надо перекусить.
Феодоро кивнул. Убитый горем седой отец взял газету и ушёл в пустую комнату. Старая женщина мгновенно принесла чай и ватрушку. Мы стали есть ватрушку. Феодоро был мрачен и зол.