Мимо светлых дворцов, мимо серых кладбищенских стен,
По Италии, желтой от солнца и синей от моря,
Мы прошли, вспоминая балтийца, попавшего в плен,
Коротавшего здесь в одиночке жестокое горе.
По таким же дорогам шли узники в скорбных рядах,
Капли крови горячие почва сухая впитала,
Где сегодня закатное солнце на спелых плодах
Отражается в меркнущей бронзе сиянием алым.
Да, мы тоже оттуда, мы помним суровый Кронштадт,
Где уходят на запад суда от крутого Буяна,
Где о храбром бойце, что уже не вернется назад,
Вспоминают друзья под печальную песню баяна.
Он погиб, защищая тебя, итальянский народ,
От гнетущего душу позора, от гибельной скверны,
И шиповника огненный цвет над могилой встает —
Благодарная дань моряку от товарищей верных.
Нам, седым, петергофский десантник годится в сыны,
Прислоните же к камню, где рдеют осенние розы,
Привезенную нами сюда от кронштадтской стены,
Дорогую для сердца матросского ветку березы!
1971 г.
Если бы начертить пути скитаний петергофских десантников по кровавым полям войны, они протянулись бы на тысячи километров.
От дорог в партизанских лесах России их маршруты идут в Восточную Пруссию, в Австрию. Но, пожалуй, самый дальний из всех пока известных нам маршрутов прочертила бы стрела необычного пути кронштадтского моряка Василия Веселовского. Того самого Веселовского, с которым мы расстались, когда бойцы отряда Ворожилова уничтожили в Петергофе фашистскую агитмашину.
Мы не знаем точно, как вышел из Петергофа этот человек. Быть может, он вместе с бойцами пехоты прорвался к нашим частям у Ораниенбаума. Может быть, долгими часами прячась в камышах за камнями прибрежной полосы в балтийской холодной воде, сумел миновать Урицк, выйти из окружения с бойцами 6-й бригады морской пехоты. Ведь, по свидетельству комиссара бригады Ксёнза, были и такие…
Единственное нам известно: Веселовский в ноябре 1941 года находился в Балтийском флотском экипаже. Оттуда он вновь ушел на передовую, па Пулковские высоты, где красноармейцы и краснофлотцы отбивали одну за другой ожесточенные атаки фашистов.
У Веселовского, ленинградского мастерового, парня с набережной реки Фонтанки, было одно желание: отстоять свой родной Ленинград.
Здесь, как и в Петергофе, он чувствовал, знал: Ленинград за его плечами. Суровый, многотрубный, словно дредноут, город, в котором Ленин в 1917-м возвестил победу Октября.
Моряк стрелял из автомата по врагам до последнего патрона, до той минуты, пока фашистский снаряд не разорвался поблизости и что-то черное, обжигающее, душное не швырнуло балтийца навзничь, засыпав мерзлой землей.