Миновав мост, направился к храму Никиты Мученика, что расположился на самом верху холма.
На улицах слободки малолюдно, но присутствие многих людей чувствовалось. Из кузен доносились покрикивания, позвякивание железа, пыхтение мехов. Источали жар горны, калилось и ковалось железо. Кузнечное ремесло трудное, но почётное. Не зря молвят: «Не молот железо куёт, а кузнец, что молотом бьёт». Один из таких ковалей, крепкий мужичок в портах и кожаном фартуке на голое тело, прихрамывая, вышел на улицу, утёр тыльной стороной ладони пот со лба. Пот утёр, а сажу по лицу размазал, оттого стал похож на басурманина индуса, коих Дороне приходилось видеть в граде Астрахани. У него и спросил казак о Прохоре Гуде.
Кузнец улыбнулся, будто молока на дёготь плеснули:
— Прошу?! Да кто ж его не знает. Зимой, на кулачных боях, пятерых зарецких бойцов на лёд положил. Кулак у него что моя кувалда, да и глас дюже зычный. Ему даже батюшка нашего храма завидует. Он...
— Где живёт он, мил человек? — Дороня нетерпеливо прервал кузнеца.
— Живёт он недалече, вона с левой стороны на взгорке изба стоит, яблонька у окон, там и обитает. Свидишься, кланяйся ему от Кондрата Хромоши, он знает.
— Спаси тебя Бог, Кондрат.
* * *
Изба Прохора небольшая, невелика и мастерская. Из неё слышалось постукивание молотка. В кузне работали, значит, хозяин дома. У дерева, в золе, по соседству с кучкой брусков крицы, лопоухий малец лет семи играл глиняными лошадками.
— Что, богатырь, не отдашь ли мне одного коника?
Мальчик задрал кверху усеянное веснушками лицо, буркнул:
— Самому надобны.
Дороня улыбнулся взрослой серьёзности дитяти.
— А скажи мне, это ли изба Прохора Гуды?
— Она. Прохор Гуда — тятька мой, а я Аникейка. А ты кто?
— Я славный витязь Илья Муромец.
Мальчик, поддерживая штаны, помчался к кузне:
— Тятя! Деда! К нам Муромец пришёл!
Дороне до Муромца далеко, а вот тот, кто появился из кузни, был настоящим былинным богатырём. Высокий рост, широкая грудь, крутые плечи, бычья шея.
— Гашник подтяни, порты потеряешь. Мал ты, Аникейка, да голосом велик. И где тут твой Муромец? — прогрохотал могут, вытирая ветошью руки. — Ты, что ли?
Дороня смутился. Выручил Евлампий. Старик появился следом, прислонил щипцы к стене, глянул на гостя:
— Никак Дороня?! Не робей, проходи. — Евлампий повернулся к богатырю: — Это тот казак, о котором я тебе молвил, спаситель наш.
Прохор поклонился:
— Здрав будь, гость дорогой! Милости просим! — Отыскав глазами Аникейку, бросил: — Беги мамку покличь.
Евлампий засуетился вокруг Дорони:
— Проходи, казак, не робей, ты ведь теперь нам как родной. А вот и Ульянка...