— Дальше что? — с нетерпением спросил Дороня.
— А дальше кинулись в разные стороны, только, почитай, всех похватали. Я в кустах укрылся, разглядел, как Меланью и Аникейку в полон взяли, а Евлампия ногаец зарубил.
— Ульяна, Ульяна-то что?
— Видел, как с дитём в лес бежала, что дальше приключилось, не знаю, самому пришлось ноги уносить. Может, поймали, может, уйти смогла... Если так, то должна в Москву вернуться. Надо поискать в городе среди живых или... — Хромоша запнулся, хлопнул ладонью по колену, вымолвил:
— Эх, беда-лебеда.
* * *
Где искать Ульяну, Дороня не мыслил, но попыток не прекращал. Каждый день ходил по сожжённому городу, выспрашивал у уцелевших горожан, пересиливая тошноту, вглядывался в обезображенные лица трупов и молился. Каждый вечер взирал с мольбой на образ, что спас во время пожара, истово просил:
— Господи милостивый! Ты охранил меня в огне среди ворогов, помоги и теперь найти жену мою Ульяну! Молю тебя, Господи!
Молился, надеялся и верил — Господь не оставит. А пока надо ждать, терпеть и бороться.
И боролись. Освободили забитые утопленниками реки, схоронили павших, разобрали завалы, очистили город от следов беспощадной стихии, начали строиться, восстанавливать порушенное врагами. Не впервой возрождалась Москва. Умели русские города подниматься после вражеских нашествий, коих и на прежние века приходилось немало. Отстраивалась Москва, чтобы стать сильнее и оказать незваным гостям достойный приём. Знали, не успокоится крымский хан. Ведал об этом и царь всея Руси, Иоанн Васильевич, а ведая, хитрил, тянул время, обещал Девлет-Гирею вернуть Казань и Астрахань, слать ежегодно многие поминки. Сам же торопился, крепил оборону, готовил войско. Большим воеводой русского воинства поставил Михаила Ивановича Воротынского, что до поздней осени стоял на окском рубеже в ожидании нового нашествия. Отметил государь, что только ему удалось сохранить полк и идти по пятам крымского войска, покусывая, пощипывая и отбивая у врага полон. Теперь предстояло воеводе отомстить крымчакам за поруганную Москву, за убиенных её жителей и за дочь, Агриппину Михайловну, погибшую в пожаре...
К холодам объявился в Москве Прохор. Узнав от Хромоши, что Дороня жив, стал искать. Встретились во дворе Хворостинина за Неглинной. К тому времени князь уже успел поставить новые хоромы.
Разговор получился нерадостным. Дороня рассказал о своих злоключениях, Прохор поведал о своём:
— Ульяна с отцом у меня жили. Ей ведь о ту пору срок рожать приспел. Вот и решили, чтоб под присмотром. Опять же, Меланья с ней. Когда татары нагрянули, собрал пять десятков кузнецов слободских, гончаров, кои ополчиться пожелали, и отправился с ними Москву оборонять. Батюшке сказал, чтобы семейство в Кремль уводил... Я с другами наткнулся на полк воеводы Воротынского. Они у Таганского луга стояли. Сообща от крымчаков и отбивались. А как огонь разъярился да на Скородум перекинулся, князь полк отвёл подальше от жара. Видел я, как слободка горит... Жалко, а что поделать? Лишь бы семейство уцелело... После ходил проведать, а там...