Через седмицу полегчало. Несмотря на уговоры чернецов, Дороня, хромая, опираясь на посох, направился в Заяузье. Вид Швивой горки, почерневшей от пожаров, сковал сердце казака недобрыми предчувствиями. Они не обманули. От хозяйства Прохора остались только кузнечный горн и печь.
Расспросы ни к чему не привели. Дороне удалось узнать лишь то, что большинство жителей Гончарной и Кузнечной слободок при приближении татар бежали за Яузу к Китай-городу. Те, что не ушли, оставались под защитой полка Воротынского, пока не подкрался огонь: воевода не увёл воинов подальше от огня. Часть слобожан решили сообща выбираться из Москвы. Из них на Швивую горку вернулся только Кондрат Хромоша. Соседи, коих после татарского набега можно сосчитать на пальцах, советовали спросить о семействе Прохора у него. Советовали, но глаза отводили. Дороня чувствовал, чего-то слободские недоговаривают; сердце казака наполнялось недобрым предчувствием.
Кондрата долго искать не пришлось. Кузнец отчищал свой двор от следов пожара. Оклик оторвал его от работы. Перемазанный сажей Кондрат неторопливо перешагнул через побитый огнём венец, подошёл к Дороне, поздоровался. Кивнув на пепелище, изрёк:
— Избу ставить буду, кузню. Мне, одинокому, к старости оставаться без крова негоже. Люди помогут. Помочью заново слободу отстроим. Сам ведаешь, как у нас на Руси молвят: «Кто на помочь звал, тот и сам иди». Вот, потихоньку годное собираю. — Хромоша указал на пяток брёвен. — Садись, потолкуем.
Сели. Дороня тянуть не стал, спросил:
— Мои где?
Хромоша ответил не сразу, дотянулся до крынки, что припрятал в тени бревна, отпил воды, поставил посудину на место, начал рассказ:
— Когда татары подходить стали, Прохор собрал полсотни оружных слобожан да повёл их город оборонять. Я остался, ратник из меня никудышный, куда хромому да многолетнему... После крымчаки насели, пожары начались, слободские к Кремлю по дались, и я с ними. Меланья, Аникейка, Евлампий и жена твоя, с дитятей, тоже.
— С дитятей?! — встрепенулся Дороня.
— Так ты не ведаешь?! Дочь у тебя родилась, Василисой нарекли.
— Василиса...
От радости у Дорони перехватило дыхание, но следом накатила тревога:
— Что с ними?
— Наших пошло до сотни. Сунулись в Кремль — не пустили, а тут пожар разъярился. Решили выбираться из города. Покуда в толпе да в давке пробивались, половину людей потеряли. Из города вывши с трудом, двинулись в сторону Ярославля. От Москвы отошли недалеко, позади дымы ещё видны были... Тут ногайцы и налетели.
— Ногайцы?
— Они. Мне их повадки ведомы. Доводилось в молодые лета с ними ратиться. С той поры и хромаю.