Воротынский находился на наблюдательной вышке, но свидеться с глазу на глаз с большим воеводой Дороне не пришлось. Казак хотел ступить на лестницу, но дорогу заступил стрелецкий голова:
— Осади! Куда прёшь! Нетто зван на совет воинский?
— С важной вестью я от князя Хворостинина, — буркнул Дороня. — Нужно немедля доложить.
— От Хворостинина, молвишь. — Голова задумался. — Нельзя. Михаил Иванович воевод собрал. И ваш воевода Хованский там же, недавно со своими людьми прибыл. — Ткнув указательным перстом вверх, добавил: — Думу думают. Ты мне скажи, я передам.
— Ты кто таков, вести тебе выкладывать?
— Стрелецкий голова Осип Исупов.
Деваться некуда, дорог каждый миг, да и силой не прорваться: у вышки дюжина стрельцов, и стоит голове сказать слово... Дороня выложил всё, а в конце поторопил голову:
— Не мешкай, Осип, татары вот-вот нагрянут.
Но голова и без того с озабоченным видом затопал по лестнице.
— Слово в слово передай! — бросил казак вдогон.
Отираться у вышки резона не было, Дороня решил отыскать Прохора и Фабиана Груббера. Прохор состоял на службе в Большом полку, но один из стрельцов поведал, что его прошлым вечером отправили гонцом в Серпухов, подсказал служилый и местонахождение иноземцев. Фабиана казак отыскал не сразу. Заплутал в бурлящем многолюдстве стана, остановился. Мужики в посконных рубахах, а кто и без них, разгружали телегу с брёвнами. Один из них, бородатый, с родинкой под глазом, показался Дороне знакомым. Уж больно похож на вожака посошников, что в прошлогоднее нашествие татар подсобили им с Ермаком в устройстве засады. Он и указал, куда идти. Дороня расспрашивать о прошлом не стал, не до того, да и мужик его не признал.
Австриец стоял на смотровой площадке гуляй-города. Дороня поднялся по лесенке. Фабиан обернулся, расплылся в улыбке:
— Mein freund! Неужто ты!
— Я, Фабиан. Не ждал? — Дороня обнял знакомца. — И где же ты пропадал?
— Я не есть пропадал. Татар сжигаль Москва, мне быть кремль. Порохофой погреб взрыфался, я ходить близко. Огонь кусал меня нога и живот... Уф, шарко. — Груббер снял шлем, утёр лицо, разворошил длинные влажные волосы.
День действительно выдался знойным. Рубаха и суконная безрукавка Фабиана распахнуты, металлический нагрудник лежит у ног. Австриец продолжил рассказ:
— Мой долго лечился, потом отправлялся по указу царь Иван в Лифония, с ротмистром Юргеном Фаренсбахом, набирать гофлейт и жолнер в войско государ. Юрген дал мне сто воин. Теперь я есть капитан, по-фашему — сотник.
— Рад за тебя.
— Что я, как есть ты? Как пошифает твой жена Ульяна?