– Есть вещи, которые лучше не видеть своими глазами, – сказал он. – Трудно потом забыть. Не стоит видеть, как твой сын в первый раз убивает… а еще не стоит видеть, как умирает твой сын.
Все молчали; каждый понимал, что это правда. Прежде они об этом не говорили, потому что разговоры размягчают душу мужчины, но все здесь повидали смерть и понимали, что хочет сказать Стеф. Один за другим они повернули голову к площади, где за кострами уже собиралась молодежь. Деннис Петерсен что-то сказал, слов они не уловили, но товарищи Денниса, стоящие рядом с ним, засмеялись.
– Чтобы жить, мужчина должен время от времени кого-нибудь убивать, – сказал Уайт. – Но когда он убивает, будучи совсем молодым, он кое-что теряет в душе… уважение к жизни: жизнь для него становится дешевой штукой. То же самое и с женщинами, мужчина не должен иметь женщину, пока не поймет ее. Иначе это тоже становится дешевкой.
– У меня первая была, когда мне было пятнадцать лет, – сказал Тим Хоуп-Браун. – Не могу сказать, что все бабы стали для меня дешевками, наоборот, я узнал, что они обходятся чертовски дорого.
Все дружно захохотали, и в этом хохоте особенно выделялся громовой бас Уайта.
– Твой старик платит тебе фунт в неделю, а что скажешь про нас, а, Шон? – возражал Деннис. – Мы тут не миллионеры.
– Ну хорошо, – согласился Шон, – ставим по пять шиллингов. Кто выиграет – забирает все.
– Пять – это нормально, – согласился Карл. – Только правила должны быть понятные, чтобы потом не было разборок.
– Только убитые, раненые не считаются.
– И должны быть свидетели, – вставил Фрикки ван Эссен.
Фрикки был старше других; он смотрел на приятелей покрасневшими глазами – успел вечерком хлебнуть.
– Договорились: зулус только мертвый и свидетель на каждого. У кого больше всех, забирает все деньги.
Шон по очереди заглянул в глаза каждому, желая убедиться, что все согласны. Гаррик мялся позади всех.
– Гаррик будет банкиром. Давай, Гаррик, подставляй шляпу.
Все положили деньги в шляпу Гаррика, и он пересчитал:
– Два фунта на восемь человек. Все правильно.
– Черт возьми, да на это можно купить себе целую ферму.
Все засмеялись.
– У меня в седельных сумках припрятано две бутылочки, – сказал Фрикки. – Пошли-ка, хлебнем.
Стрелки часов на церковной башне показывали без четверти десять. Луна плыла по небу, пробираясь сквозь легкие облачка с серебристой каемкой. Воздух становился прохладней. Между танцующими плавал густой дым, пахнущий жареным мясом; пиликали скрипки, в такт с ними всхлипывала гармоника, молодежь отплясывала вовсю, а зрители хлопали, подбадривая их криками. Кто-то гикал, как шотландский горец, в лихорадке веселья отдаваясь горячей пляске. Ах, как бы хорошо было перекрыть тоненький ручеек минут, остановить время! Пусть никогда не настанет утро, пусть вечно длится эта ночь!