— Надо же, — говорил он. — Одна оказалась зловредной. Та, что в середине.
Мама, сразу отказавшаяся играть, явно получала удовольствие, наблюдая за этим маленьким мирком.
— Ты все-таки постарайся, — наконец сказал отцу Наполеон. — Еще один заход, и все. Надо закончить мастерским броском! Расслабься, ты слишком напряжен.
— Эти твои шуточки с ботинками, знаешь ли… — проворчал отец.
— Говорю тебе, их так и носят. Давай, пусти газ — и дело сделано.
Это элегантное замечание вызвало у окружающих бурю веселья.
— Ладно-ладно, ну что вы…
Дед посмотрел на меня.
— Grandajn batalojn onivenkas lastminute, memoru tion, Bubo. (В великих битвах победу добывают в последние минуты, запомни, малыш.)
Потом я часто размышлял над этими словами с нежностью и грустью.
— Что он сказал? — поинтересовался отец.
— Так, ничего, говорит, у тебя хорошая позиция.
Он разбежался и выбросил руку вперед, но шар не вылетел из его руки, а остался висеть на пальцах, отец полетел вслед за ним, шлепнувшись животом на паркет, и влетел головой в кегли.
— Вот черт, страйк! — спокойно заметил Наполеон. — Стиль, конечно, спорный, но, думаю, что-то в нем есть.
Выбравшись из-под кеглей, отец, пошатываясь, побрел к нам между двумя рядами посмеивающихся и восхищенных игроков: подбородок у него был ободран, пальцы застряли в отверстиях шара. Он искал поддержки у мамы. Она попыталась снять с его руки шар.
— Ничего не получается, — сказала она, — ни туда ни сюда, наверное, пальцы опухли.
— Милая, я больше не могу, честно. На следующий год напомни мне, пожалуйста, забыть про его день рождения.
Мама вздрогнула, взгляд ее ненадолго застыл, потом она отступила на шаг и задумчиво посмотрела на отца.
— Что такое? — забеспокоился отец. — Почему ты на меня так смотришь?
— Да так. По-моему, ты очень красивый.
— С присосавшимся шаром, разбитой мордой и ногами враскоряку?
— Ты очень красивый, потому что очень уязвимый. Все хрупкое красиво, ты согласен?
Отец пожал плечами и потряс шаром.
— Обещаю, я об этом обязательно подумаю, но сейчас у меня более неотложные проблемы. Как мне теперь вести машину? — И, повернувшись к Наполеону, добавил: — Ты ведь заранее все это продумал? Все подстроил?
Наполеон лишь пожал плечами, потом подбросил на руке шар:
— Даже отвечать не хочу. Сейчас моя очередь!
Взгляд, движение указательного пальца — и я сразу понял, что не должен вмешиваться. Император желал остаться один.
Он поднялся резко, словно его вытолкнула мощная пружина. У отца отвисла челюсть, он начал махать рукой, на которой висел шар, и рухнул на скамью рядом с матерью.