Первый раз она видела Витюшку на руках Степана, видела, как не хотелось ему отрывать от себя его ручонки, поняла по лицу брата, что сказал ему про нее Степан не плохое… И вдруг показалось ей, что есть что-то новое, о чем он хочет поговорить, потому и сказал: «Пока».
Но ничего не было и не могло быть нового. Поздно ночью, вернувшись с огорода от Степана, она долго стояла, прислонившись к косяку двери, глядела на свой угол, залитый лунным светом; знала, что должна уехать, что другого выхода нет. «Нажилась… Только и было, что год. Иди, ищи опять угол в чужом доме. Было тебе сказано, чертова голова, что уедешь, и скулить нечего. Бить тебя некому!»
Не было слов, была злая уверенность — должна уехать. Не было, совсем не было зла на Степана, знала, что слабее он, чем она, меньше у него заботы о Витюшке, о детях; и видя даже в этом его любовь к ней, прощала, но тем труднее было от него отказаться.
Утром, когда она уходила с Витюшкой в ясли, остановила Петровна.
— Клавдия, погоди. Поняла я все, увидела, как на ладошке: рядом им стоять нельзя, сразу видно, что родня. Это уж не скроешь. И не по баловству он к тебе зашел, а видать, не вытерпел, и ты — ночью-то… слышала я. Женатый, что ли?
— Да, — и открыла дверь.
— Закрой. Зачем другой-то человек был? Семью разорять решила? Подлей дела нет. Так и знай, а знаешь — так не забывай. Лучше найти другого, самое верное, его этим оттолкнешь, и самой будет легче.
— Никого мне не надо… и его тоже. Плевала я на всех.
— Ну, если плюется, так твое счастье. Только не походит на то, — успела сказать Петровна.
— Уезжать? — спросила Клава, когда рассказала все злыми короткими словами, боясь жалости, Прасковье Ивановне.
— Уезжай. Самое правильное и для сына и для тех детей. Поезжай и жмись к отцу. Не выгонит, а косо посмотрит — снеси. А может, и обрадуется, по-хорошему… Твердо решила? Ну, правильно. Не слыхала я только, чтоб там чулочные, трикотажные фабрики были… Они как-то все в наших краях, а может, и там есть… Подальше этого города сестра сродная моя живет, где-то работает же… На всякий случай письмо дам. А тут переговорю где надо, чтоб отпустили, характеристику получишь… Эх, девушка, на хорошую ты уж здесь дорогу встала, — но, взглянув на Клаву, которую в первый раз видела с опущенной головой, мягко тронула ее за подбородок. — А чего уж так-то голову весишь? Ты везде сможешь так же на хорошем счету быть, было бы желание. Ну-ка, подбодрись. — Клава подняла глаза и слабо улыбнулась. — Неужели еще не веришь, что теперь сама жизнь человеку во всем помогает? И люди, если тебе их надо, всегда найдутся. А у тебя и специальность по трикотажу имеется, и в полной ты силе, и характер, настойчивость у тебя есть, и понятие, теперь уж я вижу, у тебя о жизни правильное.