Клавка Уразова (Ерошкина) - страница 76

— Ох, и выспалась же я! Спасибо, Клавушка.

Как-то все было понятно и даже приятно Клаве в этой женщине, а особенно то, что она ни словом не напомнила о том, что слышала ночью. Перед уходом Вера Семеновна взглянула на часы:

— Еще рано, посижу немножко, — и присела на крылечко. — Замечаешь ты, как война женщин обездолила? Остались жены, которые не успели матерями стать, навек бездетными. Остались девушки, которых так и не коснется любовь, не узнают они ее, война отняла. Думаешь, не обидно?

Притянув Клаву за руку, она заставила ее сесть рядом, сама придвинулась ближе и почти шепотом, часто умолкая, как бы поджидая, когда придут нужные слова, заговорила о себе:

— Я вот жизнь прожила, — чего уж там, мне все сорок, — а любви не знала. Замуж вышла потому, что уж пора пришла, забоялась в девках остаться. Человек оказался тихий, добрый, привыкли друг к другу, а сыновья и совсем сроднили. А любви… радости друг от друга, восторга ни у меня, ни у него не было ни на одну минуту. Не было того, как у тебя с твоим Степаном, что ты для него лучше и нужней всех была, и он для тебя тоже. Ты вот мне вчера мальчика показывала и сказала: «Весь в отца», и голос у тебя даже дрогнул, до того это тебе дорого, а у меня оба сына в мужа, а мне это все равно. Когда умер, конечно, жалела, горевала, но больше за детей, а не за себя. Было время, что и горько было мне, что обошла меня любовь, может быть, и очень страдала бы я от этого, если бы не дети да не работа. В этом и у меня оказалось счастье: всю жизнь я, можно сказать, провела на любимом деле, и жизнь так прошла, что не жалуюсь. Да и знаешь что… Много я по своей работе о людях знаю, ведь о чем здоровый умолчит, больной расскажет; знаю, что настоящая любовь, какой мне не досталось, не у всех и бывает. Далеко, милая, не у всех. А у тебя вот она была, ты и принимай это за большое счастье. Потому еще так считай, что раз была любовь настоящая, от всего сердца, то от нее на всю жизнь остается в сердце что-то хорошее, гордое, особенно у женщин.

Вера Семеновна долго молчала. Потом, как бы желая быть лучше понятой, спокойно положила свою руку на пальцы Клавы, которые то мяли, то разглаживали поясок от платья.

— Да вот тебе пример: ничего ведь я о тебе не знала, а когда вчера смотрела, слушала, как ты с бойцами говорила, подумала, что вот так смело, не боясь, что они о тебе плохо подумают, с открытым сердцем, как ты с ними, говорить может только та, которая любила и знала ответную любовь. Поняла? Мать тоже может к людям подойти, но совсем по-другому. Она от своего материнства может людям ласку дать… А ты как женщина, но тоже по-хорошему же. Да что говорить, сама ты понимаешь, как тебя любовь очистила, подняла над всем, что с тобой было.