— Господи, да что же это такое?! Ты решила меня испытать?
— Поль!
— Ну, ладно, как скажешь, но это безумие! Я сойду с ума, пока ты вернешься!
Ритка почувствовала, что она сама на грани озверения. Она едва сдерживалась, ей хотелось сорваться и побежать прочь — подальше от Поля, от этих проблем, от запретов и обещаний, от всяческих рамок, сковывающих ее по рукам и ногам. Ей хотелось на волю, на свободу! Подальше ото всех и вся!
Видимо, он прочел это желание по ее лицу, потому что прекратил свои упрашивания. Минут через десять ей удалось отвязаться от Поля. И Ритка быстро пошла по улице, мимо ярких витрин магазинов, мимо шумных кафе и баров. Она обнаружила двадцать звонков на сотовом Наташи, который предусмотрительная хозяйка оставила в режиме виброзвонка. Это ее разыскивал Жак. Она дрожащими пальцами набрала его номер, и он тут же ответил.
— Я возле «New Morning», — выдохнул он, едва она произнесла свое «алло». — Выходи.
— А я уже вышла.
— Где ты?
— Я в трех кварталах от тебя, возле кинотеатра «Olympia».
— Подожди меня, я сейчас буду.
Они говорили отрывисто и быстро, словно боялись, что потратят слишком много времени. Она спрятала телефон в сумочку и застыла столбиком у обочины. Он примчался через пять минут. Она скользнула в его машину, и он набросился на нее с жадностью пираньи. Они целовались так яростно, что вскоре их внешний вид уже оставлял желать лучшего.
— Погоди, — непонятно кому сказал Жак, — здесь слишком много зрителей.
Он нажал на газ, и они рванули по сверкающим проспектам и авеню всезнающего Парижа. Это был самый короткий путь, который только можно было себе представить, потому что Ритка замерла, откинувшись на сиденье, пожирая его глазами, не отдавая себе отчета — куда он ее везет? От его легкой небритости ныла кожа на подбородке и вспухли губы. Скорее всего, подбородок завтра облезет, но ей было глубоко плевать. Ее вообще мало что волновало в будущем. Существовало лишь сегодня и сейчас, и больше ничего.
Его квартира располагалась в одном из домов Латинского квартала. Это была просторная студия под самой крышей старинного здания. И из полукруглых окон была видна Сорбонна. Но это все она узнала гораздо позже. Сначала была любовь, страсть, бешеный прорыв в неведомую даль. Жак был ненасытен, и она отвечала ему тем же, отдавала и брала с неистовостью изголодавшегося по свежему воздуху узника, отбросив в сторону все, что мешало ей на тот момент. Может быть, это была чуточку не она, но ей были глубоко безразличны эти метаморфозы, происшедшие с ней. Забыв обо всем на свете, они были единым целым, стремясь достигнуть наивысшего наслаждения, и им это удалось в полной мере.