Красный пассажир (Князев) - страница 169

В пустом трамвае она поудобнее пристроилась на мягком кресле и слегка вздремнула. Сейчас она почему-то отчетливо вспомнила то мартовское утро, как она возвращалась домой к родителям после очередной бурной ночи, проведенной с Игорьком на квартире его друга — угрюмого, худосочного очкарика, который ночи напролет проводил за компьютером, источающий во тьме фосфорно-могильный свет, и потому одна из комнат в его огромной квартире в доме сталинской постройки, прозванной в народе «серой лошадью» всегда была в распоряжении Игоря Смагина и его немногочисленных подружек.

Ольга легла с Игорем в постель в первый же вечер их знакомства и не потому, что была рождена продажной шлюшкой, у нее всего- то и был до Игоря тот самый красавчик Филатов, всех остальных ухажеров она даже не воспринимала всерьез, но в тот вечер, когда они целовались в Покровском парке после танцев, вдруг от деревьев так пахнуло свежими набухшими почками, что этот аромат, окутавший двух влюбленных, заставил напрячься каждую клеточку на теле, а кровь забурлила так, что Ольге стало страшно за себя и за этого парня, которого она совсем не знала, но чувствовала, что происходящее — это как раз то, что сближает людей навсегда.

Сейчас, сидя у полуоткрытого окна, грохочущего на рельсах всеми своими древними внутренностями, трамвая, Ольга вдыхала полной грудью именно эти запахи приближающейся весны, этот кислород любви, без которого нет жизни, нет счастья. В тот первый вечер их знакомства Игорь напевал ей популярную песенку английской группы «Sweet» под названием «Love is likes oxygen», о, как же он был тогда прав! Любовь — это как кислород для человека, без которого он не может прожить больше двух- трех минут, она должна всегда быть с ним, иначе это не человек, а животное.

Ольга очнулась от блаженной истомы, когда трамвай жутко заскрежетал изношенными тормозными колодками и остановился на привокзальной площади, которая в это раннее воскресное утро, словно по заказу была заполнена легковыми автомашинами, среди которых выделялись своими плавными формами и яркой окраской японские иномарки. Встретить одну две таких машины в городе — было в это время диковинкой, а то, что они в изобилии выстроились в такой ранний час на привокзальной площади, вызывало немалую тревогу, даже у самой продвинутой Владивостокской публики времен горбачевских перестроек.

Легкий и прохладный туман слегка стелился над бухтой Золотой Рог, он плавно перетекал через устланную булыжником привокзальную площадь, оставляя влажный след на граните пьедестала с чугунным, уродливым монументом идола коммунистов — Ульяновым — Бланком, указывающим рукой куда-то на Восток, где еще не полыхали пожары всемирных революций, не рушились храмы и люди жили в мире и достатке. Здесь, на русской земле, он уже сделал свое черное дело, и отголоски его дьявольских идей еще будоражили умы неугомонных в своем холопском рвении партработников различной величины, начиная от помполитов на красных пароходах и кончая безумными руководителями высшего партийного аппарата.