— О кей, Айгор, туморроу ви вил старт обсерв ер шип зэн сайн контракт и ай шуер зат Вери сунн ю Игорь вил хэв онер шипс. — он дружески похлопал Смагина по плечу, вытащил из бортового кармана пиджака пожеванную сигару и, звякнув зажигалкой, с блаженством затянулся. — Ай хэд, вэри сун ол гавермент энтерпрайсес вил би привайтэд энд зис бьютифул.
Смагин внимательно наблюдал за этим переполненным самолюбованием, откормленным новоявленным миссионером, и ему расхотелось дальше продолжать разговор. Чутьем битого жизнью человека он понимал, что не с визитом доброй воли и оказания помощи, погибающему предприятию сюда прибыли заграничные эмиссары с далеких американских континентов.
Его внимание сейчас привлек громадный, размером с африканского бегемота, панамский консул, расплывшийся на трех задних сиденьях несущегося в сторону города черного, сверкающего лаком «Шевролета» и, мирно посапывающего после длительного перелета необъятного консула — предпринимателя. Его шоколадного цвета лоснящееся лицо с отвисшими щеками и огромными, лиловыми губами напомнило Игорю старого и безобразного орангутанга в национальном парке Куала-Лумпура.
Тогда этот трехметровый гигант сидел в гнезде на обломанном пне баобаба и, не мигая, грустно смотрел на посетителей через десятимиллиметровое бронированное стекло, очевидно, вспоминая свое детство и непроходимые джунгли на островах Борнео, где его сняли с убитой охотниками матери и продали за сотню долларов морякам для развлечения и потехи. И когда небольшое сингапурское судно зашло под выгрузку в Кланг, его выпустили за ненадобностью на причал, где его выловили местные усердные полицейские и передали в зоопарк Куала-Лумпура.
Игорю настолько запомнился его тоскливый и смиренный взгляд вечного арестанта, что спустя месяцы и годы он вспоминал это уродливое морщинистое лицо, и ему самому становилось неимоверно грустно и больно за, созданное природой произведение искусства, которому предначертано судьбой всю свою жизнь посвятить развлечению маленьких, корчащих непристойные рожицы, уродливых существ, которые с гордостью называли себя людьми..
Возможно, и этот великан — консул служит лишь ширмой, за которой те же самые карлики — политики, рвущиеся к олимпу славы, уже завтра начнут свою игру за первенство в этом продажном мире лжецов, лицемеров и предателей, где деньги решают все, где на карту поставлена сама жизнь. Но пока Игорь об этом не думал, его возбуждали запахи, исходившие от иностранцев, даже запах сигарного дыма Леонардо навевал воспоминания о далекой Гаване.