— Кто приглашает, тот и платит.
К стойке подошли два матроса с каботажных баркасов. Один из них сказал:
— Подожди, вместе дернем.
Мы ждали, пока Попандопуло наливал всем вино. Матрос поднял стакан, сказал:
— Чтоб они сдохли! — и чокнулся сначала с Павлом, потом с нами.
— Кто чтобы сдох? — спросил Сашка.
— Откуда ты их выкопал? — Матрос стаканом показал на Сашку.
Павел сказал:
— Что же вы, профессора, меня позорите? Выпьем, потом объясню.
Матрос поставил на стойку стакан, сказал:
— Нет. Втемную не пью.
— Каждому кто-то мешает жить, профессора. Ему, например, зануда шкипер, что плавает на «Посейдоне». Так вот, чтобы не мешали, пускай сдохнут.
Мы сразу оценили тост. Сашка тут же предложил, чтобы сдох Жестянщик. Долго обсуждали участь Тартаковского и решили, что он сначала должен нас побрить. Потом, не сговариваясь, все вдруг уставились на Попандопуло и захохотали. Попандопуло смотрел поверх наших голов печальными, как у старого бульдога, глазами.
— Стакан молодого вина — десять лет жизни! — выкрикнул он.
— Если надавить на его нос, из него брызнет вино, — сказал Сашка.
Это показалось нам очень остроумным, и мы снова захохотали.
К Витьке со стаканом вина подошел Женин отец. Мы не заметили, когда у стойки появились квартирные агенты.
— Поздравляю, — сказал Женин отец и прикоснулся к Витькиному пустому стакану.
Витька, наверно, забыл, что держал в руке пустой стакан. Женин отец улыбался. Улыбка у него была неприятная. Когда он улыбался, нам казалось, что он хочет кого-то ущипнуть.
— Позвольте полюбопытствовать, когда и в какой город едете?
Я что-то не слышал, чтобы раньше Женин отец называл Витьку на «вы». Витька растерялся.
— Мы едем в Ленинград, — сказал Сашка. — Одновременно с Женей. Из окон консерватории будет виден двор нашего училища.
Женин отец оглядел Сашку и вернулся к своей компании на другой конец стойки.
— Кто тебя просил врать? Ну скажи, кто тебя просил? — шипел Витька.
— Ничего себе ты выбрал тестя. Нет, ты видел, какое у него стало лицо? Имею предложение: надо выпить, чтобы он сдох.
— По морде хочешь? — спросил Витька.
— Нет, ты подумай: стакан вина — и на всю жизнь избавишься от крупной неприятности.
У Сашки была привычка, разговаривая, размахивать руками. Мы долго его от этого отучали. Наверно, плохо старались; Сашка говорил и размахивал руками, как будто мы не вели с ним никакой работы.
— Сашка! — сказал я и опустил руки.
— Понял, — ответил Сашка, но через секунду руки его снова мелькнули в воздухе.
Кто-то пристально на меня смотрел. Я повернул голову. Смотрел Павел. Его широкий тонкогубый рот улыбался.