Она вдохнула, готовясь обрушить атаку.
Натания врезалась в ее разум снова, терзая ее защиты, как торпеда. Разум Пайпер разорвало, и ее засосала тьма.
* * *
Агония. Искажение, падение. Борьба.
В ее разуме, в странной далекой тьме, они с Натанией боролись за власть. Не было ни мыслей, ни стратегии. Как-то все это рассеялось, когда их разумы столкнулись. Теперь была только яростная битва за власть.
Она была в разуме Натании, но и та была в ее разуме — они сплелись, их воспоминания и эмоции смешались.
В пылу боя Пайпер ощущала, как обрывки Натании проникают в нее. Пульс эмоции-боли, что копилась веками, одиночества и потери такой силы, что они смогли бы жить сами, отчаяния и едкой горечи. Пятьсот лет ненависти превратили ее разум в смертоносное оружие.
В том отстраненном внутреннем мире Пайпер ощущала себя, вспышки того, что вело ее вперед: отчаяния, страха, желания, тревоги. Пылкая ненависть Натании прорезала все это. Но в глубине себя, в душе, ее сердце оставалось сильным. Любовь была ярким огнем в ней, ей нужно было выжить, вернуться к Эшу, Лиру, к ее отцу, дяде, друзьям. Она не могла подвести их. Не могла.
Их сознания спутались, они терзали слабости друг друга, пока не осталось только горькое желание Натании причинить боль и безумное желание Пайпер не подвести любимых. Они столкнулись, огонь и боль, они разорвались на клинки эмоций друг друга.
«Впусти меня! — кричала Натания где-то в ее голове. — Тебе не победить!»
Пайпер боролась с ненавистью женщины. Она снова ощущала боль и одиночество, потерю и отчаяние, бесконечные годы, за которые безумие в ней усиливалось. Ее душа привязана к безжизненному камню. Предательство возлюбленных, которое она вспоминала в плену снова и снова, ведь только это осталось с ней. Это терзало ее. Одну.
Она так долго была одна.
Сочувствие заполнило разум Пайпер.
«Не смей жалеть меня, — яростно завизжала Натания. — Прочь! Теперь это тело мое!»
Пайпер должна была злиться или даже ненавидеть женщину, что пыталась уничтожить ее. Но нити души Натании сплетались с ней, и она не могла. Она ощущала лишь сострадание. И все ужасные поступки Натании все еще не были такими же подлыми, как поступок Маахеса и Ниртарота с ней.
«Нет! — выла Натания. — Хватит!»
Одиночество. Сотни лет одиночества в плену. И еще сотня. И еще. Только уединение, невыносимая боль и растущее безумие, и этому не было конца. Сочувствие пропитало истерзанный разум Пайпер. Натания так сильно пострадала. Она не заслужила того, что они сделали, и не заслужила ненависти Пайпер.
Любовь поднялась из глубины вслед за сочувствием: ее любовь к Эшу, друзьям и семье — и ненависть Натании не могла коснуться этой эмоции. И с силой, рожденной из этой любви, она прорезала защиту женщины, добралась до нее и, не думая, предложила безмолвное сочувствие боли Натании.