Опять никто не стал возражать, а Петрович даже сказал тост:
— Если наши на выборах президента и в думу победят, мы всех этих бизнесменов к ногтю и…
Он выразительно надавил ногтем указательного пальца на стол, как будто давил таракана.
— Это — точно, — согласился с ним Гриша.
— Ну, вот опять, — скорчил гримасу Станислав. — Все бы вам меня вешать. Не успеете, я смоюсь раньше.
Женька одновременно с этим радостно рассмеялся. Я не понял, почему агрессивность Степана Петровича вызвала у друга такое веселье, и Евгений мне пояснил:
— Вчера, то есть в 1982 году, мы также сидели за этим столом, и Петрович с Григорием ругали советские порядки.
— Тогда все это делали, — согласился я.
— И Петрович обещал Стаське, что когда коммунистов свергнут, его, как активного комсомольца, повесят на фонаре.
И все расхохотались над этим точным замечанием историка.
Потом все, наконец, выпили, и разговор пошел на менее кровожадные темы.
— Так скажи нам, Серега, — обратился ко мне Федоренко. — Когда жить лучше: сейчас или раньше.
— У-у-у. Ну ты, Григорий Иваныч, и вопрос задаешь. С разбегу и не ответишь. Раньше была уверенность в завтрашнем дне, вера в конечную справедливость, дефицит колбасы и масса всяких талонов: и на мыло, и на водку, и на сахар.
— Это как? — удивился Смолянинов. — У нас только мясо и масло по карточкам.
— Так это только самое начало, — отвечал я. — Вас еще ждет масса интересных открытий и событий. Многое вам еще предстоит узнать и изведать. Да вы, мужики, не переживайте по поводу того, стоит ли вам возвращаться назад в прошлое или нет. Конечно, надо возвращаться. До 95-го года вы все доживете, а вычеркивать тринадцать лет из своей жизни ради того, чтобы уже сейчас начать хлебать нынешнее лихо, я вам не советую.
А про теперешнее время одно могу сказать: в отличие от вашего 82-го года сейчас есть все. Все можно найти и достать, все продается и покупается: колбаса, сахар, мыло, должности, закон, свобода, любовь.
— Так и раньше все можно было купить: и милицию, и начальство, и колбасу с черного входа, — возразил мне Станислав.
— Пожалуй, да. Только не все об этом знали, — согласился я. И не у всех в этом была нужда. Да и есть то, что нельзя купить — веру. Поверить во что-то — можно, разувериться в чем-либо — тоже возможно, но за деньги это чувство не купишь. И счастливые времена, про которые ты, Стас, говоришь, наступают именно тогда, когда мы верим в свое лучшее будущее. Вот Петровича обидели нынешние власти и хапуги предприниматели, и ему сразу захотелось старых порядков, несмотря на все их недостатки. Ему тогда было хорошо, и те времена для него — благословенные. И сейчас таких, как он, много. А у тебя, Стас, сейчас — полный порядок. Тебе кажется, что полный карман денег, шикарные девочки и автомобили, жратва и выпивка будут у тебя всегда. Именно поэтому ты и считаешь, что счастлив. Так что главное для счастья — вера, что все будет хорошо. А с верой нынче тяжело. Потеряли мы веру в добро, в справедливость и в человека. Вот самая грустная утрата на мой взгляд. Все можно найти, все можно достать, все можно купить, а поверить вновь — невозможно.