— Нет, еще нельзя, — остановил меня Элис, речь давалась ему нелегко. — Доверьтесь…
Вскоре я приноровилась к шагу оборотня и привыкла к его поддержке. Мир наполнился незнакомыми шорохами, загадочным треском. Трудно идти, когда ничего не видишь, но вскоре мы остановились, и меня избавили от повязки.
Такого я не ожидала. Мы стояли посреди болота, на узкой тропке. Воздух наполняли ядовитые зеленоватые испарения. Под ногами чавкало и хлюпало. По трясине, словно ковром затянутой зелеными водорослями, временами пробегала рябь. Тут и там из воды и на крошечных островках твердой почвы торчали хлипкие, искореженные деревца. Гиблое место, нехорошее.
Элис являл собой странное зрелище: уже не вполне человек, но еще и не зверь. Уши у него заострились, тело покрывал мех, но не было пугающей пасти. Он приложил палец к губам, напоминая, что необходимо соблюдать молчание. Мы медленно двинулись вперед. Оборотень шел очень осторожно, часто останавливался, принюхивался. Мы возвращались, резко сворачивали, и все в совершенной тишине.
Я изо всех сил старалась считать шаги. При малейшем неверном движении ноги проваливались по щиколотку. Но все было не так плохо. Да, идти пешком тяжело, но, судя по рассказам, могло быть гораздо хуже.
Хок тронул меня за плечо и передал тяжелую фляжку. Я пригубила воды и в то же мгновение услышала голос, он настойчиво звал меня:
— Мамочка! Мамочка! Вернись.
Я едва не обернулась, но вовремя вспомнила наказ. Это не Варрен, он не может быть здесь. Он сейчас с Терезой, нянями и служанками под защитой крепких стен замка. Нет, невозможно.
— Ма-а-амочка!
А после раздался крик, полный ужасной муки.
Я закрыла глаза и продолжала упорно следовать за оборотнем.
— Помоги мне! Мамочка!
Этот отчаянный призыв заставил меня вздрогнуть оступиться. Казалось, я встаю на твердую кочку, но почувствовала, как падаю вниз. Я бы провалилась, если бы не Хок, который поймал и поддержал.
А потом я увидела Морана. Он барахтался в трясине, в десятке шагов по дорожке. И был так близко…
Я понимала, что морок испытывает меня на прочность, и отвернулась. Но по щеке скатилась одинокая слезинка.
— Магда, помоги мне. Протяни руку… Я тону!
Голоса, огни, видения… Они показывали мне столь ужасные вещи, что от них могло остановиться сердце. Но вскоре усталость вытеснила любые мысли. На меня навалилось тупое равнодушие ко всему, что происходило вокруг. Легкие горели огнем, холод терзал тело, каждый шаг давался с трудом.
Мы шли уже много часов, но ни разу не остановились, чтобы передохнуть. Да и непонятно, какими опасностями мог грозить даже самый краткий привал.