— У меня в доме — просто рай. Райская тишина.
После чего шел в комнаты.
— Покончил? — спрашивала Неновица, садясь рядом с ним на лавку и принимаясь шить рубашонку.
— Покончил, — отвечал Нено, снимая феску со своего верхнего арбуза.
— А я уж кончаю рубашечку, — говорила нежная супруга.
— Для кого ж это ты ее шьешь? — спрашивал Нено, многозначительно подмигивая.
Неновица молчала, продолжая шить, как полагается женщине предусмотрительной.
«Какое у нее в лице появилось святое выражение!» — думал Нено и осведомлялся насчет обеда.
Вот как прошла молодость двух арбузов и их супруги, которых я намерен подвергнуть химическому, анатомическому и историческому анализу в следующей главе.
Опустившись на землю возле правого колена супруга, Ненова половина испустила два довольно сильных вздоха, необычайно похожих на вздохи, испускаемые теми животными, о которых я упоминал в первой главе, или же присноблаженными монахами, имевшими счастье скушать оку[88] фасоли, блюдо тертых бобов (сдобренных хорошей порцией деревянного масла) да семифунтового карпа и выпить две оки белого да оку красного вина. По всему было видно, что гениальная скопидомка не любит жары, благодаря которой ее тучное тело выделяло такое количество пота, что даже чорбаджи Нено был иной раз вынужден заткнуть нос.
— Тебе жарко? — спросил Нено.
— Жарко, — ответила Неновица.
— Ты спала?
— Из-за этой проклятой жарищи не могла заснуть.
— Приляг рядом со мной.
— Рядом с тобой тоже жарко.
— Так иди под большой каштан.
— Жарко и там… Почему ты не велишь его срубить? Десять возов дров получили бы… Ведь он уж бесплодный… Ох, жарко! Отец Илья евангелие читал, — там так и сказано: дерево, которое не приносит плодов, надо срубить и сжечь… Проклятые мухи! Прямо в нос заползают!..
После этой важной беседы, точь-в-точь похожей на текст катехизиса, так как она тоже состояла из одних вопросов и ответов, с незначительными отступлениями и практическими замечаниями экономной хозяйки, оба супруга так безмятежно захрапели, что вулкан разъярился до последнего предела, усиленно заработал и стал извергать столь изобильные потоки лавы, что если б даже злосчастные Помпея и Геркуланум устроились в верхней части Неновой бороды, то и в этом случае судьба их была бы печальна. А между двумя губками Неновицы, расположенными посреди двух белых полушарий, происходило нечто неопределенное, несколько похожее на действие поддувала, которым пользуются лудильщики.
Между тем Иван, отличавшийся расторопностью, сделал три довольно трудных дела: во-первых, навестил работниц, велел им работать поусердней, кинул сердитый взгляд на пожилых, отпустил несколько скоромных шуток молодым, подмигнул разок-другой хорошеньким и подкрутил усы; во-вторых, отыскал барчука, гонявшегося по полю за чужими гусями, помог ему понадергать у них перьев, сказал ему, чтоб он шел к отцу, что он, Иван, нашел гнездо черного дрозда, и т. д. и т. п.; в-третьих, вытащил из колодца ведро с порядочной флягой розовой водки и явился к своему повелителю.