Марийка стояла перед отцом как каменная, не решаясь промолвить ни слова. Но глаза ее лихорадочно блестели и нижняя губа дрожала. Пяти минут не прошло, как эта девушка, целых пятнадцать лет остававшаяся безответной рабыней своих домашних тиранов, вдруг нашла в себе силу воли и приготовилась к отчаянной борьбе. Она подняла голову и, презрительно взглянув на отца, промолвила:
— Довольно вам играть мною… И у родительской власти должны быть границы!
Когда из груди бесстрашной девушки вырвались эти слова, во взгляде ее было что-то внушительное, возвышенное, подлинно человеческое. А знаете, откуда взялась у Марийки эта энергия, у кого научилась она пониманию своих прав и чувству собственного достоинства? Ее энергия проснулась оттого, что она страстно полюбила, а отцовская тирания достигла крайних пределов. Любовь, не знающая ни страха, ни препятствий, ни непреодолимых преград, научила ее геройски бороться за свои права, а отцовский деспотизм научил решительности и твердости. Если б не любовь, Марийка склонилась бы перед волей отца и слабые силы ее навеки погибли бы бесплодно: она покорилась бы отцовской воле, отдала бы свою руку Ненчо Тютюнджии и увяла бы в самые юные годы. Только любовь, чистая и святая любовь делает человека самостоятельным, дает ему силу и энергию; только душевное богатство заставляет человека подняться над грубой повседневностью, отрешиться от людских суеверий и предрассудков. Конечно, у нас глядят на женщину совсем иначе, чем на мужчину. Когда мужчина проявляет энергию, все его хвалят, а когда ее проявляет женщина, последнюю клеймят позором. Как будто чувство достоинства и нравственные движения у мужчины и женщины разные! Скажите, найдется ли среди вас кто-нибудь, кто взял бы камень и кинул его в любящую женщину, которая готова жизнь свою отдать за другого?.. Как бы то ни было, Мария испытала то душевное движение, которое дает человеку право называться человеком и отличает его от овцы.
— Я выйду за Смила, которого поклялась любить до гроба, — сказала она.
— Что такое? Что ты там лепечешь? — крикнул Георгий, зеленея от злости.
— Я говорю, что моим мужем будет Смил, — тихо повторила Мария.
— А я говорю, что я тебя скорей живой в землю закопаю, чем позволю тебе стать женой этого бунтовщика, — возразил Георгий, заскрипев зубами, как скрипят немазаные ворота.
— Ах, Марийка, Марийка! Разве так разговаривают с отцом? — возмущенно произнес Спиро.
— Ты лучше своих учи, — ответила девушка.
— Ступай, брат Спиро, позови Ненчо, — промолвил Георгий с перекошенным от бешенства лицом.