Хаджи Генчо — болгарин, каких мало; такого человека и в Англии не сыщешь. Хаджи Генчо — весьма почтенный человек, превосходный человек, ученый, умный: он все знает и на все даст ответ, потому что у него живая душа и горячее сердце. По всему видно, что не зря даны ему уши и глаза и хлеб он недаром ест! Такой человек среди болгар — чистое золото: у них горизонт довольно ограничен, и они понимают все в одном смысле, как дедушка с бабушкой завещали. А Хаджи Генчо не такой: он расширяет свои познания, и если родительница его считала до трех, то он умеет считать до тридцати.
Другого болгарина о чем ни спросишь, он ответит так, как слышал от матери; а Хаджи Генчо расскажет все подробно, будто по-печатному. Спросите у него, например: «Дедушка Хаджи, где дьявол живет?» — «В преисподней», — важно ответит он и не хуже архиерейского проповедника расскажет все досконально, как по книге прочтет: как там черти живут, как едят, как спят, умываются и все прочее.
В церковь Хаджи Генчо ходит каждый день. По воскресеньям и большим праздникам он сидит на троне у пангала и продает свечи, а в будни поет на клиросе, потому что единственный копривштицкий певчий Никита Вапцилка в будние дни занимается красильным делом. Нужно заметить, что в болгарских церквах, несмотря на царящее в них греческое архиправославное направление, молящиеся не стоят, а сидят на так называемых тронах, представляющих собой скамью с подушкой, подлокотниками, как у кресел, и откидным сиденьем. Троны эти всегда проданы, запроданы и перепроданы богатым прихожанам, а у кого нет денег или желанья сидеть, те стоят. Пангалом называется место, где продают свечи. Такова обстановка болгарской церкви. Что касается внутренней ее организации, то весь причт состоит из одних священников: нет ни дьяконов, ни архидьяконов. Зато при каждой копривштицкой церкви имеется десяток священников. Только священник имеет право называть себя пастырем болгарского народа!
Итак, Хаджи Генчо поет на клиросе. Ах, как поет этот Хаджи Генчо! Ну просто чудо! «Господи, воззвах к тебе», — возглашает так сладко и умильно, что молящийся невольно возведет очи горе́, разинет рот и слушает с благоговением и страхом божиим.
— Если б Хаджи Генчо не гнусавил немного, как греки, то даже глухие, и те приходили бы его слушать, — говорил дед Филчо, побывавший в России.
— В России не найдешь таких певчих, — отвечал Хаджи Славчо.
И слава Хаджи Генчо все росла и росла.
Часослов, псалтырь, апостол, даже месяцеслов он знает наизусть; чуть священник собьется, что случается нередко, Хаджи Генчо тотчас поправит его. «Блудоволиши», — произносит отец Ерчо. «Благоволиши», — кричит Хаджи Генчо. «Сраха Рада иудейска», — говорит священник. «Страха ради иудейска», — кричит Хаджи Генчо с пангала. Священник был клисурец… Все эти книги были у Хаджи Генчо из Киева; он терпеть не мог книг московской печати и всегда говорил: