Человек на лестнице, ничего не ответив, поднялся в кабину и через несколько секунд вернулся. На этот раз он спрыгнул на землю. Не задавая никаких вопросов, он подбежал к коляске, схватил ее на руки, и так же, бегом, отправился обратно. Елена вернулась к матери, взяла из ее рук ребенка, и они вместе побежали к паровозу. Коляска уже была поднята в кабину. За ней на руках у кочегара последовал ребенок. А после в кабину втащили женщин.
Семафор в это время уже открылся, и паровоз двинулся вперед. Внутри кабины было тесно, но как-то очень уютно. Здесь было спокойно. Бригада делала свое привычное дело. Паника, нервозность толпы, страх остались где-то далеко в прошлом.
Машинист же, глядя вперед, спокойно говорил:
— Знаем мы обоих Бранниковых, старшего и младшего, хорошие мужики, — тут он на мгновение замялся, но вскоре продолжил, — только вот давно не видел обоих, но оно и понятно. Это мы на маневровом паровозе работаем, из Москвы не выезжаем. А они на магистральных локомотивах работают. Мотаются по всей стране, какая у нас осталась.
Когда паровоз тронулся, ребенок, до того мирно спавший и тем самым не доставлявший женщинам дополнительных хлопот, открыл глаза и несколько раз очень осмысленно осмотрел кабину. В это время кочегар открыл топку паровоза. Ребенок, не мигая, уставился на яркий, пульсирующий, желто-красный квадрат. Отвел взгляд он только, когда топка снова закрылась. Так Виктор впервые в жизни приобщился к железнодорожной технике.
Примерно через час, по дороге куда-то заезжая, прицепляя и отцепляя вагоны, маневровый паровоз прибыл на Остров и остановился на каких-то ведомых только железнодорожникам запасных путях.
Гостей спустили на землю, и машинист сказал помощнику:
— Пойди, проводи женщин в шестой барак. Пусть им откроют комнату Бранниковых. Только мигом. Полчаса я здесь перекантуюсь.
Шестой барак оказался близко. Помощник машиниста быстро отыскал ключи и открыл дверь, на которой чернильным карандашом было написано: Бранниковы.
Убранство комнаты было спартанским. Столик у окна. Вдоль стен две аккуратно застеленные койки. В ногах коек две вешалки на стенах, две прикроватные тумбочки, маленькое зеркало на входной двери. На тумбочках по одной фотографии в простеньких рамочках, Елены и матери Ивана. Вот и все. Но здесь было тепло, чувствовался родной дух. Для двух бесконечно уставших от переживаний женщин этого было достаточно, и они начали вживаться в этот новый для них дом и в новый быт.
* * *
С начала войны Иван забегал домой на Чистые пруды всего два раза. Первый, еще до родов, где-то в первых числах июля. У него было всего несколько минут. Но такие короткие встречи навсегда оседают в памяти. Второй раз он был дома чуть дольше, десятого сентября. Виктору было уже полтора месяца. Он как раз не спал, и отец, наконец, познакомился с сыном. Как раз тогда здесь на Острове его видели в последний раз и соседи.