— Так, точно! — коротко ответил Виктор.
— Не хотите ли, Виктор Иванович, еще раз послужить в армии?
— Никак нет, товарищ майор!
— Да, вы не торопитесь с ответом, сержант. Вам будет предложена хорошая должность, приличная зарплата. Климат в тех местах, где будете служить, замечательный. Горный воздух. Будете работать инструктором военного дела. Под пули вас никто посылать не собирается, — настаивал майор.
— Никак нет, товарищ майор!
Но майор и так и этак старался уговорить Виктора снова пойти служить. Рассказывал, как здорово ему будет в армии. Виктор выслушал его из вежливости, но от вопроса не удержался:
— А что же вы, товарищ майор, тут в Москве трудитесь, а не там, где чистый, горный воздух?
— Я здесь Родине нужен, — буркнул майор, мельком глянув на собеседника, и переходя на «ты», — Ладно, иди, герой. В личном деле написано, что ты генерала по Москве возил. Теперь ясно, за какое такое геройство медаль «За отвагу» у тебя.
Наверное, надо было обидеться, но Виктор ответил спокойно:
— Я, товарищ майор, два года на границе служил, нарушителей ловил, именно там, в тех местах где, как вы говорите, горный воздух и кристально чистые реки. За то и медаль получил. А уж потом генерала по Москве возил.
Сделав такое разъяснение, Виктор с достоинством покинул Военкомат. Но, выйдя на улицу, понял, что остался недоволен собой. Не сумел объяснить майору свою позицию по Афганистану. Ну, как объяснить ему, что нельзя воевать в Афганистане? Как объяснить, что нам нечего делать в стране, где все население вовлечено в междоусобицу. Где война — это образ жизни, а для борьбы с чужаками, можно сказать, пришельцами, они объединятся между собой так, что земля будет гореть под ногами наших солдат. Майор может это не понимать, но партия, правительство должны, обязаны это знать и понимать. Пожалуй, именно в эту минуту он понял, что перестает понимать и разделять линию партии, и это ужаснуло его больше всего.
Говорят, нет хуже дьявола, чем падший ангел. С этой минуты он стал обращать внимание на многое, что не замечал или не хотел замечать, видеть, и слышать ранее. На постепенно пустеющие полки магазинов, на рост цен, на давку в транспорте, на замедление жилищного строительства. Он стал все это видеть и чувствовать, близко принимая к сердцу, инстинктивно понимая, что все это — симптомы тяжелого заболевания общества, его страны, интересы которой всегда были ему небезразличны.
* * *
Несмотря на то, что Виктор перестал работать в профкоме, да и вообще оказался вдали от общественной деятельности, его все равно постоянно приглашали в президиумы почти всех собраний, проходивших в институте по разным линиям: партийной, профсоюзной, производственной. Он привык к этой своей роли, воспринимал ее как неизбежное зло. Сидя за покрытом красным или зеленым сукном столом президиума и стараясь не заснуть, он, как правило, даже не слышал, о чем идет речь на собрании. Высший пилотаж, спать с открытыми глазами, он так и не освоил, так что приходилось с умным видом рисовать чертиков и думать о чем-нибудь своем. Выступать на этих собраниях ему никто не предлагал, а сам он инициативы не проявлял.