— Ничего, потерпи немножко, — сказала она, — сейчас воды нагрею, вымоешься как следует, легче станет. А нет, так я тебя сама вечером согрею. Жив будешь!
Через пару часов она заглянула к нему снова:
— Давай, перебирайся в пристройку. Вода согрелась.
Дрожь во всем теле за это время не прекратилась. Головокружение тоже не прошло. Как был, завернутый в одеяло, Андрей осторожно встал на ноги, и с трудом перебрался в пристройку. Там у стены на деревянной подставке стояла огромная, почти в рост человека винная бочка. К стене была приставлена лестница, с помощью которой, очевидно, полагалось забираться в бочку. В помещении было довольно прохладно, и из бочки шел пар.
Андрей с сомнением посмотрел на бочку. Как не похоже было это сооружение на простую русскую баню. Но выбирать было не из чего. Он обернулся к Жозефине. Она стояла у входа в пристройку и с любопытством смотрела на Андрея:
— Ладно-ладно. Ухожу уже. Только не свались, пожалуйста. Потом занесу тебе простыню для вытирания.
Она скрылась за дверью, а Андрей, скинув с себя одеяло и положив под него пояс с деньгами, осторожно забрался в бочку.
Через час, чисто вымытый, он уже лежал в своей постели в комнате при кухне, постепенно забывая о своих утренних приключениях. За стеной слышался стук ножей, доносились голоса мужские и женские. К вечеру в харчевне появились посетители. Но все это уже не имело отношения к Андрею. Его мир в этот вечер сжался до размеров кровати, в которой он лежал. Пожалуй, впервые за последний год он ощущал себя в полной, можно сказать, абсолютной безопасности. И это, несмотря на боль от ушиба, на снова напавший на него озноб. Он чувствовал себя дома! Чувствовал не умом, а каждой клеточкой своего организма, всем телом.
Соответственным ощущениям был и сон, который начал ему сниться сразу, когда после купания он лег в чистую, пахнувшую свежим сеном постель. В этом сне не было места войне, Наполеону, Савари, лошадям и оружию. Вместо них была весна, было солнце и была речка. Вода в речке была еще очень холодной, вызывала дрожь во всем теле.
Озноб, с которым невозможно справиться, без того, чтобы солнце не поднялось бы повыше. Но солнце не торопится. Оно медленно ползет по небосводу. Становится теплее, еще теплее, и дрожь начинает отступать. Солнце в своем небесном движении переходит какую-то невидимую черту, и наступает мгновение неистового блаженства, в котором, кажется, навсегда исчезают все горести и проблемы.
Сон кончился, оставив после себя ощущение счастья. Андрей открыл глаза и увидел себя в объятиях Жозефины. Весело улыбаясь, хозяйка харчевни смотрела на него, как на собственное творение: