Через час гость покинул гостеприимный дом в добром расположении духа, а хозяин, проведя не один час за письменным столом, стал собираться в дорогу. Одно из писем было вручено Федьке с наказом с рассветом верхом выехать в Павловское. Письмо вручить командиру эскадрона, где служил сын. Потом отыскать отрока, и на словах сказать ему, что на следующий день, утром тот должен прибыть в дом своего командира для беседы с отцом.
Следующим утром Иван Николаевич, неспешно позавтракав, оделся в полковничий мундир и, с трудом спустившись с высокого крыльца своего дома, с помощью Степки взобрался в карету. Просторная, запряженная тройкой, карета сначала подкатила к боковому крыльцу Зимнего дворца, где располагалась приемная военного министра. Спустившийся с крыльца адъютант принял из рук Ивана Николаевича некий рапорт, в котором он просил Государя императора предоставить сыну двухлетний отпуск из армии для продолжения образования в одном из самых известных в Европе университетов, в Сорбонне.
Далее, карета покатилась в Павловское, где был расквартирован гусарский полк, в котором служил новоиспеченный корнет Андрей Славский. С трудом пристроив на подушках больную ногу, память об Аустерлице, Иван Николаевич приготовился к долгому пути. Чтобы скоротать время, он снова, уже в который раз, перебирал события далекого прошлого. Битва под Аустерлицем осталась в его памяти не только в связи с ногой. Будучи военным и сыном военного, он хорошо понимал, что рано или поздно будет убит или тяжело ранен. Кому-то из наполеоновских генералов приписывают слова, что если гусар в тридцать лет еще живой, это плохой гусар. В 1805 году Ивану Николаевичу было уже сильно за тридцать, но считать себя плохим гусаром он не мог. Начав службу, как и его отец, в пятнадцать лет, он за два с лишним десятилетия прошел нелегкий путь от рядового гусара до полковника. Принял участие почти во всех войнах, что вела Россия в этот период. Четыре раза был ранен, но каждый раз возвращался в строй.
Пятое ранение поставило точку в его военной карьере. Но Аустерлиц запомнился ему не только личной трагедией. Что-то было в той кампании изначально неверное, что должно было привести сильный российский экспедиционный корпус к поражению. Нерешительность командования, предательство союзников по антинаполеоновской коалиции. Впрочем, не стоит преувеличивать значение этой неудачи. Великая страна потерпела поражение в одном отдельно взятом сражении. Ну, и что? Судьба страны в этом сражении не решалась. Погибло несколько тысяч человек, еще столько же искалечено. Жаль ребят, но что поделаешь, это издержки их профессии!