В войну на Острове среди сотен рабочих и членов их семей, несомненно, было много людей, не утративших веру, несмотря на отношение к ней советской власти. Бытие, как говорили большевики, определяет сознание. И были правы. В соответствии с условиями бытия верующие не афишировали своей религиозности, прятали ее в себе. Кое-кто из них хранил у себя некоторые атрибуты веры: лампады, иконы, о чем знали соседи и уж, конечно, мальчишки.
Чтобы посмотреть на таинственный огонек лампады, дети по вечерам прятались в закоулках барачных коридоров, ожидая, когда на мгновение приоткроется заветная дверь. А после делились впечатлениями, добавляя к описанию мимолетного видения собственную фантазию.
Вот эта связка — Творец, творчество, работа — ощущалась Виктором на интуитивном уровне как единое целое. Делало его труд таинством, сравнимым в его представлении с таинством религии. Такого интереса к работе, который он ощутил в себе здесь, раньше не было.
Многое в объяснениях профессора было Виктору непонятно, и он, в который раз в жизни, посетовал на недостаток образования. Но время было уже безнадежно упущено. Его назад не воротишь. Всему виной была, конечно, война, но среди его сверстников, начинавших свою жизнь на Острове, были ребята, сумевшие вовремя наверстать упущенное и получить высшее образование. Мог, наверное, и он, но не захотел, а заставить его это сделать мать и дед не смогли.
Атеистом рос и Алексей Федорович. Только родился он лет на двадцать пять раньше Виктора. Родители его, и мать, и отец, были большевиками с дореволюционным стажем. Оба они гордились тем, что устанавливали советскую власть на Дальнем Востоке. Отец носил приколотые к военного времени гимнастерке боевые ордена, с которыми в раннем детстве любил играть сын. Когда же Алексей начал осознавать себя как личность, то оказалось, что он живет в большом промышленном городе за Уралом, учится в школе, а его родители занимают высокие должности в городских структурах власти. Отец второй секретарь горкома партии, а мать заведует народным образованием.
Убежденные коммунисты, они оба искренне верили в догматы марксизма, боготворили партийных вождей и именно в таком духе воспитывали своего единственного сына. Они не могли не замечать катившихся по стране одна за другой волн репрессий, но видели в них огромную очистительную силу своего государства, его способность к искоренению всего того враждебного и чуждого, что несут ему его враги.
Когда в 1939 году была арестована вся семья первого секретаря горкома партии, отец пришел домой расстроенный, уселся на диван, уставившись неподвижным взглядом в стену и не отвечая на расспросы. Мать отослала Алексея из комнаты, но кое-что из их разговоров он все-таки услышал. Сначала говорила только она. Утешая и одновременно расспрашивая отца, она постепенно разговорила его. То, что отец сказал тогда, Алексей запомнил на всю жизнь.