– К бою! – завопил Шапиловский.
Мы спешно снялись и стали лупить по поезду. С поезда даже по нам не стреляли. Наши шрапнели срывали грозди людей с крыш вагонов. Но в паровоз мы не попали, и поезд, весь простреленный, смог удрать.
– Ничего. Они такого страху натерпелись, что распространят панику во всех красных частях.
Наконец к полудню расстрелы как будто кончились. Стрельбы больше слышно не было, и мы успокоились. Одни заснули, другие разошлись. Я тоже лег около своего орудия и заснул. Шли ведь всю ночь.
Я проснулся с чувством, что что-то неладно, поднял голову и обомлел. В нескольких стах шагах от нас из кукурузного поля выходил целый батальон красной пехоты. Я вскочил как ужаленный.
– К бою! – завопил я.
Но никого на батарее не было. С помощью ездовых я повернул орудие и выпустил две гранаты. Вторая ударилась в гущу и подбросила несколько человек. Красные побежали к лесу, и я, видя, что они и не думают нас атаковать, прекратил стрельбу.
– Пусть бегут.
Но мои выстрелы привлекли внимание кавалеристов, и они атаковали бегущих. Те, конечно, сдались, и их стали расстреливать маленькими группами.
Офицер-кавалерист подошел ко мне.
Мы не справляемся с пленными. Есть у вас желающие? У нас, – ответил я, – нет желающих расстреливать.
Офицер улыбнулся.
– Вы так в этом уверены? Разрешите мне спросить ваших людей?
– Сделайте одолжение, – сказал я и отошел в сторону.
Я был твердо уверен, что никто не отзовется. Каково же было мое изумление, когда буквально все с восторгом последовали за кавалеристом. Я удержал двух-трех:
– Как вам не стыдно?
Они остались нехотя, только чтобы сделать мне удовольствие. Даже откуда-то у всех появились винтовки, которые обыкновенно не заставишь их носить за спиной. Офицер увел моих людей и насмешливо мне улыбнулся. А я-то думал, что у меня в орудии все порядочные люди, которые не обидят мухи. И я ведь не был новичком. За два года гражданской войны пришлось повидать всякого. Но я был молод и верил еще в человека. С тех пор эта вера очень пошатнулась. Я пришел к заключению, что человек – хищник, и скверный хищник. Он любит убивать себе подобных и убивать зверски.
Должен отметить армянскую конную сотню. Их было человек триста, прекрасно обмундированных, на хороших лошадях. Появились они внезапно и так же внезапно исчезли. Никогда их ни раньше, ни после не видел и ни в одном бою не встречал. Да и по виду они были парадными, а не боевыми. Слишком сытые, слишком холеные. Армяне приняли живейшее участие в расстрелах. Они брали небольшую партию пленных и отпускали их, как бы не обращая на них внимания. Пленные мялись, потом тихонько шли к лесу, потом ускоряли шаг, потом пускались бежать. Тут-то армяне вскакивали на коней, гнались за ними и рубили. Говорили, что они отрезали уши, чтобы хвастаться убитыми «в бою». Но не могу утверждать, что армяне были хуже русских, – все были звери.