Домой я возвращалась около шести-семи часов вечера, быстро ужинала и обсуждала с родителями прошедший день. Но, как только посуда была вымыта, я исчезала в домашней работе. Чаще всего я забиралась вместе с учебниками в энциклопедический уголок под лестницей, напротив квартиры Робби и Терри, чтобы посидеть там в тишине и покое.
Родители никогда не говорили, насколько тяжело им было оплачивать наше обучение в колледже, но я знала достаточно, чтобы это ценить. Когда учительница французского набирала группу для путешествия в Париж на каникулах, я не стала даже поднимать вопрос дома. В этом состояла разница между мной и ребятами из клуба «Джека и Джилл», большинство из которых уже стали моими близкими друзьями. У меня был любящий и уютный дом, деньги на автобус до школы и горячий ужин по вечерам. О большем я просить даже не собиралась.
И тем не менее в один из вечеров родители попросили меня присесть. Оба выглядели озадаченными: мама узнала о поездке во Францию от мамы Терри Джонсона.
– Почему ты нам не сказала? – спросила она.
– Потому что это слишком дорого.
– Это не тебе решать, Миш, – мягко, почти обиженно сказал отец. – А как прикажешь решать нам, если мы ничего не знаем?
Я посмотрела на них, не зная, что ответить. Мамин взгляд смягчился. Отец уже сменил рабочую униформу на чистую белую рубашку. Родителям было за сорок, почти двадцать лет они прожили в браке – и никто из них ни разу не летал в Европу. Они никогда не отдыхали на пляже и не ужинали в ресторане. Не купили собственный дом. Мы были их инвестицией, я и Крейг. Все уходило в нас.
Через несколько месяцев я полетела в Париж с учителем и десятком одноклассников из Уитни Янг. Мы жили в хостеле, ходили в Лувр и на Эйфелеву башню, ели crêpes au fromage[69] из уличных палаток и гуляли по берегам Сены. Конечно, мы говорили по-французски как группка детей из Чикаго, но, по крайней мере, говорили.
Когда самолет отъезжал от выхода на посадку в тот день, я смотрела из окна на аэропорт, зная, что где-то там, за его черными стеклами, стоит мама в зимнем пальто и машет мне вслед. Я помню, как шокирующе громко взревели двигатели, а потом мы с дребезжанием покатились по взлетно-посадочной полосе и начали крениться вверх. Ускорение сдавило мне грудь и прижало к сиденью на одно странное, промежуточное мгновение, которое наступает, прежде чем ты наконец почувствуешь, как взлетаешь.
Как и все ученики старшей школы, мы с друзьями обожали слоняться без дела, галдеть и дурачиться. Если уроки заканчивались пораньше или на дом задавали не так много, мы устремлялись из Уитни Янг в центр Чикаго, в восьмиэтажный торговый центр Уотер-Тауэр-Плейс. Оказавшись там, мы катались вверх-вниз по эскалаторам, тратили деньги на изысканный попкорн из «Гаррет» и оккупировали столик в Макдоналдсе на совершенно неразумное количество часов, особенно учитывая, как мало мы там заказывали. Мы разглядывали дизайнерские джинсы и сумочки в «Маршалл Филдс»