Нина Федоровна милостиво кивнула головой и согласилась с тем, что она – не какая-то там «другая». Хотя о том, какая же она на самом деле, она имела весьма смутное представление.
– А завтра, когда Мишенька успокоится, мы с ним поговорим, и объясним, что взрослых нужно уважать и разговаривать с ними вежливо, – продолжала тетя Ася.
У Миши было на этот счет свое мнение. Он помнил, как их с Ильей прогнали те же взрослые, когда они, пропадая от голода и холода, постучали в чей-то дом, и не дали им даже куска хлеба. Другие взрослые несколько раз видели, как они, свернувшись на дне ямы, пытаются укрыться от ноябрьских дождей, и равнодушно проходили мимо. Поэтому он не совсем понимал, почему грубость взрослых нужно переносить вежливо и относиться к ним с уважением. Вот Саша с Натусей и все его новые родственники – другое дело. Своими родственниками он считал всех родственников Саши. Они не только дали тот кусок хлеба, который казался им когда-то пределом мечтаний, но кормят их, лечат, накупили кучу всякой одежды и игрушек и расстраиваются, когда они с Ильей плохо едят. Вот к ним Миша всегда будет относиться с уважением: даже если они его наругают, или накажут – хотя непохоже, чтобы они вообще были способны наказывать, – он все равно будет их уважать. А что касается других взрослых – это надо еще посмотреть, как они будут себя вести.
Вдруг его осенила одна мысль:
– Дядя Саша, – спросил он тревожно. – А я – бесполезный?
– Не беспокойся, – Саша ласково посмотрел на него. – Ты очень даже полезный.
– Да? – просиял Миша, и снова забеспокоился. – А как же, вот… я сегодня утром тети Асину игрушку разбил…
– Игрушку?
Миша печально кивнул:
– У нее возле компьютера стояла такая… девочка в юбочке и в тапочках…
– Балерина, – догадался Саша. – И что?
– Я взял ее посмотреть, – сокрушенно вздохнул Миша, – я играл, будто ее из дома выгнали. Толкнул – и она разбилась.
– И что сказала тетя Ася? – поинтересовался Саша.
– Что если я заплачу – она все свои остальные игрушки разобьет, – объяснил Миша. – У нее их еще три осталось. Пришлось не плакать.
– Вот и молодец, – одобрил Саша. – Игрушка – всего лишь вещь. А ты у нас – маленький человечек.
Успокоенный Миша сполз со стула, взял Илью за руку, и они ушли вместе с собакой в холл.
Следующую неделю детей было невозможно загнать домой. Они возились в снегу, построили снежную крепость, в которой даже Лешка играл с ними в индейцев Аляски. Финские сани не знали ни минуты покоя, в них постоянно кого-то возили. Лес на ближайшие десять километров был изучен вдоль и поперек. Захар Ильич на лыжах бегал не очень хорошо, зато обожал обстреливать вместе с Лешкой снежную крепость, бурно огорчаясь, когда он мазал. Другой его страстью было кататься на финских санях с ветерком. Дети разгонялись изо всех сил, а Захар Ильич хохотал и требовал приделать к саням мотор. Мотором чаще всего были Владик с Броней, – они очень ловко скользили по льду, развивая скорость, близкую к крейсерской. С ними носилась и хрипло лаяла окрепшая собака, которую назвали Клепой – при подробном исследовании она оказалась девочкой. Рики страшно ревновал, и стоило кому-то подозвать Клепу, как он пулей мчался, обгоняя ее, и первым подставлял свою умильную мордочку, чтобы его потрепали за ушами. И каждый вечер к ним приходили ужинать Нина Федоровна и Захар Ильич.