Картонная коробка стояла у его ног.
Бруно поднял крышку и тотчас же узнал знакомую улыбочку кролика с глазами сердечком. Но на этот раз кролик был не один. В коробке лежала целая стопка комиксов.
Дженко просмотрел их. Ни автора, ни издательства, ни номера выпуска. Апокрифы, как и тот экземпляр, который он таскал с собой в кармане льняного пиджака. Все одинаковые.
Бруно взял зеркальце, которое заметил в ящике тумбочки, и проверил, содержат ли рисунки в альбомчиках тот же зловещий двойной смысл. Да, все то же самое. Кто знает, сколько ребятишек, таких как Робин Салливан, попались на эту приманку и были обучены гнусностям, никак не совместимым с их юными годами.
Вне себя от бешенства, Бруно стал складывать альбомчики обратно в коробку, не зная, что дальше с ними делать. И нащупал на дне кое-что еще.
Плоский металлический контейнер.
Бруно вынул его, вгляделся. Когда снял крышку, ему в руки скользнула бобина с пленкой.
Фильм.
Тогда он вспомнил, что в шкафу стоит проектор «Супер‐8».
Сердце на стене продолжало биться. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Она забыла свою девочку. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Видела во сне, как она делает первые неверные шаги, раскачиваясь из стороны в сторону, как все малыши, и топает по лабиринту, познавая мир. Но всякий раз, когда женщина догоняла ее, чтобы заглянуть в лицо, девочка исчезала. Оставался только звонкий хрустальный смех, эхом отдававшийся от стен подземной темницы.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Она больше не может увидеть лицо дочки – и это наказание за то, что в своей памяти она заменила девочку на воображаемого котенка: теперь ей это ясно.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
– Ты его как-то назвала? – спросил тогда Грин, имея в виду котенка.
– Нет, – ответила она.
– Почему?
– У меня у самой не было имени там, внутри, никто меня больше никак не называл… Имена в лабиринте не нужны, от них никакой пользы…
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Где сейчас эта безымянная девочка? Грин пообещал, что они вместе поищут ответ. Но момента истины она ожидала со страхом.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Она металась в неспокойном полузабытьи. Иногда открывала глаза, узнавала больничную палату, пыталась вжиться в реальность, не отключаться, оставаться на плаву, но изнеможение засасывало ее, будто в трясину, и она проваливалась внутрь постели, словно в черную дыру, в тайный проход, ведущий обратно в лабиринт.
Нет, я теперь в безопасности. Со мной ничего не может случиться, за моей дверью – полицейский.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
В один из моментов смутного пробуждения она почувствовала, как чья-то теплая рука нежно касается ее лба. Она разглядела, будто сквозь сон, фигуру в белом рядом со своей постелью. Медсестра с рыжими волосами стояла к ней спиной, меняла капельницу.