Подняв взгляд Маша посмотрела на него снизу вверх и мгновенно задохнулась от того желания, что плескалось на дне его глаз. Они потемнели еще больше и стали похожими на грозовое небо перед долгоиграющим дождем.
— Вы любите свою работу? — снова задала она вопрос, пытаясь отдалить хоть на миг свое неизбежное падение. Отвести взгляд и сделать шаг назад, оказалось сложно, словно Станислав Алексеевич был светом в окне, а она мотыльком. Получилось и из горла вырвался вздох облегчения. Они и не заметила, как наткнулась на препятствие в виде кушетки и ноги подогнулись, вынуждая её сесть.
— Это работа, — пожал он плечами, и прикрыл глаза, делая глубокий прерывистый вдох.
Она медленно опустила на медицинское ложе, а он кину взгляд сначала на её порозовевшее лицо, на часто вздымающуюся грудь, а потом на ступни ног. Значит, заметил. Ну, ещё бы, на операции потребовали снять все, хотя она и долго ревела, отказываясь показывать ноги. Ей не было стыдно, просто в тот момент хотелось оставить хоть что-то своё, и не объяснять любопытным медсёстрам, почему под некоторыми ногтями запекшаяся кровь, а косточка рядом с большим пальцем выпирала так сильно.
Станислав Алексеевич склонился и сам отогнул край серой футболки, рукой медленно ведя по коже, пока его палец слегка не коснулся полушария груди. Маша облизнула внезапно пересохшие губы, со стыдом ощущая как простые врачебные действия заставляют ее намокать между ног, а соски твердеть. Не в силах скрывать своих чувств, она опустила глаза и наблюдала как его пальцы, даже сквозь барьер обжигаю ей кожу. Невыносимо.
Она лежала, не двигаясь, руки по швам, готовая к тому, что он продолжит задирать футболку и коснется жаждущих ласк сосков своими руками, сожмет грудь, нависнет и сделает своей. Боже, невероятно! Она готова отдаться практически незнакомому человеке здесь в этом маленьком помещении, пока за дверью шумели голоса зарождающегося рабочего дня.
— Я выполняю ее хорошо, как и ты, судя по твоим пальцам.
Пульсация в крови, отдающая стуком в голове, только спустя несколько секунд дала понять, что он вообще что-то сказал. Его пальцы уже подцепляли край пластыря и аккуратно отклеивали его.
— Они ужасны, — со вздохом согласилась она.
Станислав Алексеевич обрабатывал шов и проникал взглядом в её синие глаза, захватывая в плен и не отпуская. Безумие. Его лицо находилось в непозволительной близости от плоского живота, и Маша чувствовала горячее дыхание на коже. Трепетала всем телом и сквозь пелену похоти, услышала низкий бархатный голос:
— Они не портят общего впечатления от твоей красоты.