Разящий клинок (Кэмерон) - страница 377

Аэскепилес считал эту поделку воплощенной вульгарностью, но она, ненавистная, всякий раз притягивала его взор.

Герцог Андроник и его баловень-сын восседали за великолепным столом из северной вишни, бивня мамонта и золота, на стульях слоновой кости. Они играли в шахматы. Фигуры были мастерски вырезаны из кости амронта и редкой черной кости.

– Аэскепилес! – воскликнул Андроник с радушием откровенно фальшивым.

Придворная политика истребила в герцоге человеческие чувства, и его отношение к чему бы то ни было угадывалось с превеликим трудом.

Деметрий, которого не допускали ко двору, презрительно нахмурился при виде мага. Он своих чувств не скрывал.

– Мы играем в шахматы, – сказал он. – Почему ты не уважаешь нашу личную жизнь и не приходишь в удобное для всех время?

Слова были вежливы, но посыл – ни в коей мере.

Общегородскую нелюбовь к Деметрию Аэскепилес презирал.

– Милорд, я не стал бы вторгаться, но у меня есть две новости. Во-первых, боюсь, что я сомневаюсь в лояльности Кронмира – шпиона.

– Согласен, он себе на уме, – ответил Андроник. – Но это входило в сделку. Он обладает рядом замечательных способностей.

Аэскепилес уселся за стол.

– Он заявляет, что может в любое время убить Красного Рыцаря, но не выдает своих методов и источников.

Герцог Андроник заметил почтовый футляр дворцовой расцветки и потянулся за ним.

– Порой мне кажется, мой герцог, что вы мне не вполне доверяете, хоть я и был в числе инициаторов нашего общего восстания. И несмотря на то что я вручил вам императора. – Аэскепилес выхватил у герцога футляр и силой шепота и мысли поднял его повыше, под потолок. – Милорд мой герцог, я тоже содействую вам ради выгоды, и мне сдается, что моя выгода учитывалась не часто. У меня есть определенные цели. Я хочу ознакомиться с положением дел.

Герцог Андроник скрестил руки, как муж, который ссорится с женой.

– Все?

Тем временем его сын уже обнажил короткий меч.

– Не угрожай нашему гостю, – сказал ему герцог.

– Он старый бесполезный козел. Я могу его выпотрошить, и всем станет лучше.

Великолепный меч Деметрия – вороненый, позолоченный, с изображением сцены распятия – в мгновение ока осыпался ржавым прахом. Осталось лишь золото – на краткий миг; затем все окончательно распалось и покрыло пол грязно-оранжевым снегом.

Деметрий выронил рукоять, как будто ржавчина была заразна.

– Ах ты, сволочь, – выдохнул он.

– Ваш сын – единственная и величайшая помеха нашему делу, – сказал Аэскепилес, надежно заткнув юнца еще одним небольшим заклинанием. – Его даже твой народ ненавидит.

Андроник пожал плечами.