Амиция отзеркалила улыбку.
– Этого будет достаточно, ваша светлость, – сказала она.
Он скривил рот, признавая собственные изъяны, в манере, которую она знала так хорошо, что чуть не растаяла сердцем. Затем его лицо прояснилось, и он поклонился.
– Извините, сестра. Такой уж я негодяй!
Амиция позволила увлечь себя в здание и ощутила, что замок окружен неимоверной силой. Она замаскировалась, как могла, воспользовавшись знаниями, полученными во время осады от Красного Рыцаря и Гармодия; потупила глаза и подумала о мышах-соглядатаях.
«Это было ошибкой».
Две служанки проводили ее в большой зал и дальше – вверх по витой лестнице и по коридору, который поднялся, а потом спустился.
– У вас есть прислуга, ma soeur? – спросила одна.
– Нет, – ответила она.
– Я пришлю. Вот дорожная сумка с вашей лошади – что-то еще?
Амиция взглянула на узкую постель с чувством, близким к вожделению. В замке было холодно, но не так, как в эднакрэгских болотах. И ее ждала стопка шерстяных одеял.
– Больше ничего, благодарю. Это все, что у меня с собой, – улыбнулась она. – Я присоединилась к войску в последнюю минуту. Хозяюшка, я валюсь с ног. Можно мне прилечь?
Та кивнула.
– Госпожа Гауз вряд ли вас примет до окончания вечерни. Нынче канун Рождества.
Немолодая служанка помогла Амиции раздеться, хотя была старшей среди прислуги, а то и фрейлиной.
Как только с нее сняли промокшее исподнее, Амиции стало теплее, несмотря на холодный воздух. Две девушки-служанки принесли фланелевое платье до пола, приятного голубого цвета.
Младшая быстро присела в реверансе.
– Леди Гауз шлет вам это со своими комплиментами и передает, что духовные лица – большая редкость в наших стенах. Она надеется, что платье подойдет.
Шерсть была мягкой, очень тонкой и, как мускусом, насыщена потенциальной силой.
Амиция надела платье на голое тело, старшая укрыла ее одеялом, и она провалилась в сон.
Проснулась, раскрасневшись и тяжело дыша от эротического сновидения, какого еще в жизни не видывала. Это был исключительно обстоятельный сон. Она осталась лежать, восстанавливая дыхание.
Старая аббатиса научила ее делать из желания добродетель. Медитировать только в случае, когда медитация может помочь. Она представила своего рыцаря – все еще обнаженного в предательской памяти, а потому она одела его, и вооружила его, и поместила его коленопреклоненный образ в рождественский вертеп: стражем при одном из трех великих царей, пришедших поклониться новорожденному.
Действо пошло своим чередом: цари преподнесли дары и отступили, и он вышел с ними, и снег захрустел под его стальными саботонами, а она смотрела, как он садится на коня с присущим ему изяществом – с его неизменной, доводящей до исступления грацией. И она оглянулась на Деву, которая взяла дитя из яслей.