Гауз облизнула губы.
– В Лиссен Карак? – негромко спросила она.
Гауз была прекрасна. Амиция впервые видела такую красавицу. И ее инструменты оказались сложнее, чем воздух, тьма, огонь или свет.
– Да, – кивнула Амиция.
– Тогда ты, наверное, знакома с моим сыном? – снова осведомилась Гауз.
Она положила руку Амиции на плечо, и монахиня ощутила тепло. Она прогрелась до пупка, до кончиков пальцев.
Кольцо Амиции вспыхнуло. Гауз брызнула слюной, как разъяренная кошка, и отшатнулась, а Амиция восстановила власть над собственными телом и сознанием. И только после этого поняла, что Гауз подавляла ее. Искушала.
– Ведьма, – прошипела Гауз. – Это было не обязательно. – Она прищурилась. – Сказала бы: «Не твое дело» – и все.
В голове у Амиции царил кавардак. Кольцо спасло ее. Она сделала глубокий вдох, потом еще раз.
– Ты знаешь его! – улыбнулась Гауз. – О, иногда я задумываюсь: да существует ли Бог?
Амиция взяла себя в руки.
– Мадам, я выходила двух ваших сыновей, когда была послушницей. И оба они были джентльменами и славными рыцарями.
Ее голос был тверд, как скала, и она заготовила свою версию событий. Она закрепила ее в своем Дворце воспоминаний, а все остальное отправила в запертый ларчик, где держала Красного Рыцаря.
– Я гордая мать, поверила вымыслам, что Габриэль мертв. Что ты о нем знаешь? – спросила Гауз.
Амиция ответила:
– Мадам, он командовал крепостью, которую осаждали Дикие, а я была послушницей и служила в лечебнице. Дважды, когда его ранили, я применяла силы, чтобы его исцелить, и я же стояла рядом с вашим младшим сыном, сэром Гэвином, и видела его в бою. Он был ослепителен.
– Моя ключница говорит, что у тебя татуировки. Зачем они сестре великого ордена? – улыбнулась Гауз, как кошка при виде птички.
– Тогда у меня не было власти помешать другим навязать мне свою волю, – мягко ответила Амиция. – Теперь есть.
– Тебе приятно считать себя ровней мне, – сказала Гауз. – Я знаю, о чем ты грезила, – почти проворковала она. – Я наблюдала.
– Не понимаю, зачем бы мне быть вам ровней. Если вы видели, о чем я грезила, то знаете и о том, как я с этим разобралась. Я вам не враг, мадам, но, если вы снова сунетесь в мою голову, я могу расценить это как нападение.
Гауз снова облизнулась.
– Ты влюблена в моего сына. – Она положила руку на грудь. – Это меня чрезвычайно интересует, женщина. Говори!
Амиция повторила реверанс.
– Миледи, я сестра ордена Святого Фомы и помолвлена только с Христом. Вы можете сколько угодно навязывать мне свою волю – я сочту это истязанием и ничем другим. Я восхищаюсь вашим сыном как хорошим рыцарем и замечательным человеком.