— А нечего! Нечего рассказывать.
— Ну, неправда. Есть же у вас планы, большая мечта. Или это секрет? — Настаивая на своем, Людмила Александровна попыталась лукаво улыбнуться.
— Да нет, какие тут секреты! — ответил Саша и в смущении запустил в волосы пятерню. — Мечта у меня, конечно, есть. А у кого ее нет? Даже две… две главные. Не знаю, право, большие они или маленькие. Хочу себе инструмент хороший. Не из коллекции, куда мне… А вот старого итальянца… А еще в Москву хочу — в консерваторию, к Янкелевичу.
«Нет, я много чего хочу, — в смятении подумал он. — Ох, много! Разве обо всем расскажешь? Так вот, сразу? Неужели она не понимает?» Он насупился и замолчал.
Он действительно мечтал о многом: и о красивой девушке, которая его полюбит, и о корзинах с цветами — благодарные слушатели поставят их к его лакированным ботинкам после сольного концерта в Большом зале Московской консерватории или — как знать? — в каком-нибудь Карнеги-холл… Как и Герка Тетерин, но стыдливо, про себя, он мечтал об афишах, на которых крупными литерами — его имя. В детстве он безутешно плакал над «Слепым музыкантом» Короленко, а потом, когда подрос, стискивал зубы над купринским «Гамбринусом». Он верил в великую силу искусства и в свое будущее. Оно казалось ему ослепительным. Он…
Но боже мой, как невыносимо трудно, как невозможно говорить обо всем этом вслух!
И он шагал по пыльной, сбегающей вниз дороге, глядел себе под ноги и молчал. За оградой тянулся запущенный плодовый сад, принадлежащий детскому дому. Воспитательница вдруг ойкнула и остановилась. Саша обернулся. Она растерянно разглядывала свои ладони. Саша вопросительно поднял брови.
— Нет, это надо же, а? — проговорила Людмила Александровна удрученно и виновато. — Шла на почту, а главное забыла! Письма! Вечером написала, приготовила и… Вы не уйдете? Я очень быстро! Вы подождете меня?
— Обязательно, — пообещал Саша.
Он перескочил через заплывшую, мелкую канаву, прислонился к дереву и приготовился ждать, сцепив пальцы. Воспитательница, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, заспешила вверх по дороге. В ее торопливости было что-то жалкое, и Саша отвернулся, закрыл глаза.
Мерно и мощно шумели деревья. Сквозь неплотно сомкнутые веки Саша видел белую изнанку дрожащих листьев. А выше, по небу, медленно плыло огромное, пышное облако, подсвеченное солнцем. Оно походило на сказочный корабль под всеми парусами. Саша тихонько и счастливо засмеялся.
Потом внезапное беспокойство охватило его. Ему показалось, что на него смотрят. От пристального взгляда неведомого наблюдателя зачесалось между лопатками. «Фу ты, чертовщина какая-то», — подумал он и медленно, стараясь не упустить ничего вокруг, огляделся.