Заборы сбегали с крутого берега вниз; они огораживали чахлые деревца и распластанную по земле бурую картофельную ботву. В дальних углах стояли темные скворечни уборных. Обойдя рассохшуюся лодку, Володя увидел длинную белую табличку, приколоченную к самому солидному забору. «Улица Берег Реки», — прочел Володя и удивился: «Какая же это улица? Ну, пляж! А лучше просто — берег».
Впереди на песке, сверкая спицами, лежал велосипед. Какой-то человек ритмично прыгал через посвистывающую скакалку. «Спортсмен, — глядя на него, решил Володя. — Потеет…» Ему вдруг стало неловко за свою праздность, захотелось немедленно чем-нибудь заняться, хотя шел всего второй день его отпуска и его безделье было узаконенным. Володя решил выкупаться, поплавать и огляделся, выбирая местечко поудобней, но вспомнил, что его плавки, шикарные японские плавки с кармашком и пояском, остались дома, в чемодане.
Откуда-то выскочил мальчишка, не замеченный Володей ранее.
— Время-а! — азартно прокричал он и потряс стеклянной трубкой, в которой Володя с удивлением узнал обыкновенные песочные часы на три минуты.
Скакалка перестала свистеть, и спортсмен потрусил вперед, расслабленно помахивая руками. Володя замер, пораженный. «Э-э, да это же девчонка!» — подумал он.
Мальчишка поднял песочные часы, перевернул их и с прежним азартом крикнул:
— Валька, время!
Снова засвистела скакалка, и Володя, стараясь остаться незамеченным, поспешил уйти прочь.
Он долго взбирался вверх по узкой и гулкой деревянной лестнице, рядом с которой, извиваясь, тянулась глубокая белая промоина, пробитая весенними ручьями, а теперь заросшая буйной и пыльной лебедой.
Очутившись в затененном огромными шумящими деревьями переулке, Володя с улыбкой вспомнил серые заборы, рассохшуюся лодку, лежащую вверх килем на песке, девчонку, которая, видно, готовится побить какой-нибудь рекорд, и ее малолетнего азартного ассистента.
Из одного из дворов, долго провозившись с калиткой, выполз мальчишка в жаркой серой школьной форме. Его тонкая шея торчала из огромного белого воротника, нашитого на форменную курточку, — в таких воротниках в старину рисовали вельможных детей. Казалось, желтый ранец мальчишки набит не книгами и тетрадями, а железным ломом или кирпичами, — мальчишка едва волок его и сам плелся еле-еле.
— Ты чего это, брат? — догнав мальчишку, громко удивился Володя. — Лето на дворе, а ты учиться! Или жара подействовала? — он повертел пальцем у виска.
Мальчишка повернул к Володе желтую, как подсолнух, голову и растянул в печальной улыбке щербатый рот; набрал в грудь воздуха и сокрушенно, словно старушка, сообщающая о чужом несчастье, сказал: