— А я в летное, — мечтательно заявил Сергей. — В военкомате объявление висит, я ходил, видел. Небо, а, Володь? Летишь на ястребке, а звук, — оттопыренным большим пальцем он указал себе за спину, — звук где-то там. Отстал!
— Гагариным хочешь стать? — прищурившись, спросил Володя. — В космонавты метишь?
Сергей слегка порозовел, но спокойно ответил:
— Это сложно — в космонавты. Хотя… А что Гагарин? Простой парень. Учился, был настойчив. Я в газете читал: он в баскет играть любил, а сам невысокий. Значит, упорный, умеет добиваться цели! Слушай, Володь, а давай вместе?
— Что — «вместе»? — не понял Володя.
— В училище вместе пойдем, а там посмотрим… — Закрыв глаза, Сергей наизусть процитировал отрывок из какой-то статьи: — «Профессия космонавта уже в недалеком будущем станет массовой. Наше поколение будет свидетелем того, как сбудется вековая мечта человечества. «Нельзя вечно оставаться в колыбели», — сказал Циолковский. Слова скромного учителя из Калуги оказались пророческими…» Фу, устал, — шумно выдохнул он. — Вот так, Володь! Массовой, понял? Ну, решай!
— Я подумаю, — пообещал Володя.
— Думай, только побыстрей, а то документы принимать перестанут. — Сергей поднялся из-за стола. — Это тебе, братец, не сельхозинститут, там знаешь какие комиссии? Но у нас-то здоровье есть! — Сергей выпятил грудь и напыжился. — Здоровье у нас отменное! Мозг, — он постучал себя по голове, — тоже имеется! Ну, я побежал. Думай!
И он умчался.
А Ольга все не шла. Володя попытался представить себе, где она и что делает, но не смог. Он никогда не был у Шлычкиных в доме: Петруха раз и навсегда запретил дочери водить гостей. Оля даже с подругами шушукалась у калитки.
Главной прелестью школьных «дружб» были долгие провожания, но Володя был лишен и этого удовольствия: дом, где жили Шлычкины и бабка Платонида, стоял наискосок от школы, и Оля даже в морозы иногда прибегала в школу без пальто. Лицо ее тогда краснело и вздымалась едва успевшая оформиться грудь. В эти минуты она всего больше нравилась Володе.
Долго стоять у калитки было опасно: хлопала, ударяясь о наличник, форточка, и Шлычкин грозно приказывал дочери идти домой. Кроме того, их могла заметить тетя Фрося, которая жила неподалеку, и, заметив, доложить отцу.
Правда, их пускала к себе бабка Платонида, но это случалось редко — когда старые жильцы уезжали от бабки, а новые еще не находились. К бабке можно было заходить без стука, как к себе домой, неожиданные визиты ее не удивляли, но в комнате и Оля, и Володя чувствовали себя совсем иначе, чем на улице. Они опасались глядеть друг на друга, молчали, краснели, а потом торопливо расходились по домам.