Время от времени случалась аберрация, возмущавшая обширный разум Кармы.
Предположительно у нее не было чувства собственного я, так что никакого
эмоционального подтекста ее тревоге не существовало. Все же Гамилькар
его ощущал, этот легкий трепет в системах, обозначавший нечто
иррегулярное. Его работой было расследовать. Никто его не назначал, во
всяком случае на его памяти, но будучи человеком пуританской природы, он
ненавидел сидеть без дела.
Его предыдущие попытки помочь получили одобрение Кармы. Конечно, именно
этим Карма занималась – она оценивала работу, усилия, даже намерения
всего своего стада, и она награждала баллами за службу обществу. Она
просеивала все человеческое дерьмо и назначала ему цену, рыночную цену.
И ее суждение не подлежало сомнению, ибо кто в своем уме будет спорить с
грандиозной вычислительной мощью Кармы, чье создание было окутано
тайной, в чьих системах не могли разобраться даже другие ИскИны?
И у Кармы не было своих желаний, ее системы были непогрешимы, она была
безжалостно справедливой, прогнозировала далеко за пределами
человеческого понимания, и находила истину в изобретениях и действиях,
приносящих пользу городу, как инстинкт или логика млекопитающего никогда
бы не смогли. Была ли она божеством? Кажется половина города так
считала, но словно бы шутя, будто содержание карманного бога было теперь
неотъемлемым правом человека.
Катманду был богат, Карма сделала его богатым сверх всякой меры.
Гамилькар жаждал приносить пользу, действовать, но понимал, что его
кредо безнадежно устарело. На сцену вышли новые виды философии,
принципы, основанные на эпикуреизме и гедонизме, совершенно необходимые
идеи, поскольку работы для всех этих пуритан, жадных до спасения души,
попросту не было, никакой полезной работы: ни выращивания урожая, ни
смен на заводах, ни армий для людей, ни дорог для прокладывания, ничего
физического, ничего интеллектуального, только вереница человеческих
реакций, поочередно друг друга запускающих. И когда тела могут
исцеляться по прихоти, когда с мозгом можно играть на молекулярном
уровне, почему не искать наслаждений, почему не исследовать абсолютные
границы крайностей? В городе жили сибариты и сорвиголовы, безумцы и
саванты, знаменитости знаменитые своей знаменитостью. Но все же люди,
подобные Гамилькару, сохранялись, и так сохранялась неудовлетворенность,
эта досада на свою бесполезность в необходимой работе для собственного
общества, пока не пришла Карма, Карма, подправившая систему и
назначившая цену и оценку, сделавшая людей полезными, поскольку видела
все и вся, вдоль и поперек.