К тому же она сама подлила масла в огонь.
Прошлась между рядами парт в своём зелёном платье, точно пробуя на скрип хромовые сапоги. И когда вернулась снова к столу, лицо её уже не заливала краска, а подсинённые глаза были не задорными, а строгими. И смотрели на нас в упор. И недружелюбно.
— Отныне прошу запомнить: дисциплина у меня в классе будет железная, — отчеканила она.
Мы все притихли, только Лёнька хихикнул. Она резко повернулась к нему.
— Повторяю — железная. Кто не будет подчиняться — встанет к стенке. Возле доски…
И она показала загорелым пальцем на место между классной доской и дверью.
— И-и стрелять б-будете? — как-то несмело и без иронии спросил Слава Рагутенко. Мы сразу и не поняли его, но Слава был в оккупации, и для него слово «к стенке» имело двоякое значение. Учительница смерила его взглядом.
— Встать! — закричала она.
Слава Рагутенко вздрогнул, и мы все вздрогнули. Смотрели, как правая тонкая бровь Ирины Павловны судорожно задёргалась.
Тогда мы поняли: слухи, что новая учительница пришла к нам из госпиталя после контузии — правильные.
— Завтра к девяти приведёшь мать. Таких шуток я не прощаю, — проговорила она. — А теперь садись.
Но Слава не садился, только пожимал худенькими плечами и смотрел куда-то вниз. Стриженная под машинку голова желтела дынешкой.
— Садись! — резко повторила Ирина Павловна.
— Но у него нет матери, — тихо сказал кто-то. — Только бабушка Дуня. Она из детдома его взяла.
Учительница растерялась. Лицо её стало задумчивым, лишь дёргалась по-прежнему бровь. Она села за стол и закрыла эту сторону лица ладонью. Раскрыла журнал.
— Давайте познакомимся, — как-то виновато улыбнулась она. И начала выкликать фамилии и имена.
Мы вскакивали с мест и отзывались: «я» или «тут».
После школы шли домой шумной ватагой. Но не баловались, не шлёпали, как обычно, друг друга портфелями: просто разговаривали об Ирине Павловне.
— Не нравится она мне, — говорил Грач и мотал перед собой смуглой рукою. — Что-то она того… Непонятная.
— Да-да, я её даже боюсь, — признался Лёнька.
Слава Рагутенко шёл рядом со мной и о чём-то думал.
Павлуха Долговязый — атаман всех наших мальчишек бахвалился:
— Я её проучу! Вот увидите.
На следующий день он начал выпускать из-за парты бумажных голубей. Один из них прилетел и шлёпнулся на стол. Ирина Павловна развернула его и прочитала: «Уходи от нас, мы тебя не хотим».
Мы думали, что она сейчас взорвётся, и Павлуха уже не рад был своей выдумке. Но Ирина Павловна как-то сникла и дольше чем надо рассматривала классный журнал. Рука её непроизвольно расчёсывала каштановые волосы, пропуская их между пальцами, и дрожала. И бровь опять задёргалась. Потом она молча положила голубя в единственный карманчик на зелёном платье.