– Вот невезение, – огорчился Кембритч. – Не вести мне здоровый образ жизни. Пропаду ведь без вас, Магда. Так, говорите, поможете мне сбежать-то?
– Вы мне зубы не заговаривайте, – отрезала медсестра, разгибаясь. – Хотите убежать – так я вам ни за что не скажу, что сегодня ночью дежурит Нидденс, а он глуховат и на дежурство без бутылки не выходит. И выход на черную лестницу не проверяйте, он точно-точно закрыт будет. Но если помрете, то я приду к вам на могилку и назову дурнем.
– Точно не разведетесь? – льстиво переспросил Люк. – Вы уникальная женщина! Я вас уже три дня люблю.
– Да будь я хоть на десяток лет моложе, – женщина махнула тряпкой, оценивающе оглядела сухощавую и высокую фигуру собеседника. – А впрочем, и тогда бы не развелась. Глаза у вас, лорд, вы извините, конечно, как у кошака блудливого. Мне мой домашний спаниель роднее. Уж точно не буду гадать, с кем он из соседских кошек ночью на улице гулял.
Люк сокрушенно улыбнулся, и медсестра погрозила ему пальцем.
После обеда и процедур – врач УЗИ только удовлетворенно хмыкал, глядя на снимки брюшной полости, пока Люк, измазанный холодным гелем, терпеливо лежал на кушетке и поглядывал в потолок, – к Кембритчу заглянул посол Рудлога в Инляндии, Степан Иванович Хорошевский. Степан Иванович был кругл, бульдогообразен и фразы ронял весомые, медленные. На неожиданно свалившегося ему в штат еще одного помощника он глядел с плохо скрываемым недоумением. Впрочем, с ним Люк был сама кротость.
– Я завтра отбываю на церемонию вашего награждения, – вещал Хорошевский, степенно усаживаясь на хлипкий больничный стульчик. – Вы можете написать речь со словами благодарности, Кембритч, я зачитаю королеве.
– Вы так добры, – вежливо сказал Люк, – так заботитесь о сотрудниках. Но, Степан Иванович, разве не будет неуважением к ее величеству, если я, совершенно оправившийся после ранения, пренебрегу ее приглашением?
Посол нахмурился, обдумывая информацию.
– Здешние врачи – перестраховщики, – доверительно продолжал Люк, – и я ни в коем случае не хочу нарушать режим, но и огорчать ее величество повторно не желаю. Вы же знаете об инциденте на посольской встрече? – Он, словно волнуясь, сжал руки, и Степан Иванович холодно кивнул. – Я был не в себе и мне нет прощения, но королева была так добра, что позволила мне просить у нее извинения на своем дне рождения. Я не успел, увы.
– К чему вы клоните, Кембритч? – медленно, раскатывая слова, поинтересовался Хорошевский.
– Я прошу вас взять меня в сопровождение завтра, – сказал Люк, – а после церемонии, обещаю, я вернусь в больницу. Меня не будет несколько часов. Но я смогу наконец-то извиниться и принять награду. Что вы думаете, Степан Иванович?