Стоя на нем, легко убедиться, насколько удачнее была судьба ар-деко в Нью-Йорке. Манхэттен – остров узкий и тесный, поэтому любоваться им можно только со стороны, как горами. Лишь издалека мы видим парад небоскребов. Лучшие, до сих пор не превзойденные вырастил привезенный из Европы стиль ар-деко.
В нем было все, чего не хватало Америке, – переосмысленная геометрия, преувеличенный масштаб, свежий набор символов, а главное – отказ от античной классики. Вырываясь из ее удушающих объятий, американские зодчие пошли вперед, вернувшись назад. Они открыли для себя Вавилон и Египет. Начиная с Райта, небоскребы приобрели вид месопотамских зиккуратов, украшенных по вкусу фараонов. Попав в Америку, древний Восток подарил городу тайну: небоскреб научился мистике.
Архитектура, как, впрочем, всякое искусство, невозможна без своей теологии. Богом небоскреба стала невидимая сила, пронизывающая материальный мир. Грозная и благодатная, она могла карать и миловать, помогать и связывать. Вооружив простого человека демократической Америки, она вывела его из рабской толпы и сравняла с героями прошлого и настоящего. Иногда эту могучую силу называли электричеством, иногда – радио. И то и другое обладало мистическим статусом в Америке.
Став отчизной для новых кумиров, она построила им достойное жилье. Теперь небоскребы венчали антенны, заменившие кресты европейских соборов. Как только в город вернулись шпили, нью-йоркская панорама ожила и расцвела. Она приобрела сокровенный смысл и – за несколько лет до великого обвала Депрессии – наградила город набором лучших достопримечательностей.
Это и Рокфеллеровский центр, акрополь капитализма с его четырнадцатью уступчатыми башнями, золотыми холлами, героическими фресками и летописью барельефов.
Это и стоэтажный Empire State, что пялится в небо мачтой, задуманной причалом для дирижаблей, но ставшей, после 11 сентября, главной городской антенной.
Но лучше всех – самый элегантный небоскреб Нью-Йорка, «Крайслер». Сухопарый и воздушный, он взмывает над кротовой сетью переулков, как будто не имеет к ним отношения. «Крайслер» пришел из другого мира – высокого, светлого, аэродинамичного и нержавеющего. Это лучший храм машине, в котором ей и сейчас можно молиться.
Вид снизу
Когда меня просят показать Нью-Йорк, я не валяю дурака и начинаю с небоскребов – ведь они его и создали. До появления высотных домов этот город ничем, кроме лютого провинциализма, не выделялся. Именно небоскребы перевернули доску, доказав Европе, что на ней свет клином не сошелся, во всяком случае – Новый Свет. Чтобы не повторять ошибки Старого, он стремился найти эквивалент, замену и альтернативу классической архитектуре. Это значит – лишь бы не было колонн, без которых никак не могла обойтись молодая столица, Вашингтон, считавшая себя новым Римом. Нью-Йорк был просто новым, о чем он заявлял своим и первым (Новый Амстердам), и вторым названием. Новое, однако, нуждается в разбеге, и каждое поколение небоскребов сохранило память о борьбе за обретение собственного стиля.