— Хто оне, Никодим? Хде пымал?.. Можа, похибель нашу ведешь?
Никодим не удостоил его ответом, зато посмотрел так, что мужичок поспешно отошел в сторону, но не утерпел и прокричал вслед:
— Смотри, как бы худа не вышло!
Толпа перед ними расступилась, позволив Никодиму пройти к воротам. Толкнув рукой створку, он зашел во двор.
Старшина жил в старом доме, бревна которого уже почернели, а крыша пестрела заплатами — еще светлыми, набитыми, взамен сгнивших, досками.
Он и сам был под стать жилищу — ветхий, сгорбленный старик, опирающийся немощной рукой на посох и тем напоминающий былинного Перуна.
Никодим торопливо снял шапку, помял в руках.
— Вот, старец Петр… привел. Странники, грят, помощи спрашивают.
Старик внимательно рассматривал их; глаза из-под редких белых бровей смотрели выжидательно.
— Странники?.. С черной али чистой душой явилися?
— У нас нет дурных помыслов, — ответил за всех Иван. — Мы сами попали в беду и долго бродили в тайге… без еды и оружия.
Люди у ворот оживленно зашумели, старец поднял посох, и говор немедленно стих.
— Что стало потом?
— Потом… Как вам лучше объяснить?.. Нарвались на лихих людей. Они убили наших друзей, а мы успели спастись. С нами больные…
— Баба и старик, — подтвердил его слова Никодим.
— Старик, — покачал головой Вадим. — Да ему пятидесяти нет. А что так выглядит, не его вина. Любой, коли его подержать на голодном пайке да на работах с утра до ночи, с ночевками в яме, сдаст…
— Хорошо, — подумав, проговорил старец. — Пойдем со мной, неладно людей на пороге держать.
И, развернувшись, поднялся в дом.
В дверях старец перекрестился на икону и сел на стул с высокой резной спинкой.
Замявшись, Протасов вслед за Вадимом, дабы не выглядеть в глазах местных безбожниками, тоже спешно сотворили крест… чем вызвали общий недовольный гул.
Старец напрягся, сверкнул глазами:
— Не марайте окаянным знамением избу!
Иван, поднесший щепоть ко лбу, одернул руку.
— Не надо, — попросил, смягчившись, старец и показал на лавку у стены. — Садитесь.
Они скованно сели, и в комнату стал набиваться народ. В дверях мужики порывисто сдергивали шапки, женщины отделялись от них.
«Староверы!» — Иван догадался чьими гостями они стали, и в нем загорелось любопытство. Он с интересом разглядывал их, отмечая, что мужики, сплошь бородатые и нет ни одной женщины с непокрытой головой, так, как бабы в обычных деревнях. Одно удивляло — одежда, добротная с виду. Но старомодная, покроем схожая с театральным реквизитом. Такую носили в деревнях в тридцатых, максимум до конца пятидесятых годов, и то в самых отдаленных уголках. Но чтобы в конце двадцатого столетия?