— Много, — ответил Махов. — Считайте сами: вас шестеро и нас двенадцать. На один не поместимся. Придется как минимум два вязать.
Слон громко зевнул и поднялся.
— Ладно, пойду спать. Раскиньте меж собой, кому на стреме стоять. Чтоб за этими… глаз да глаз.
* * *
Утром берег ожил. Ревели в тайге, захлебываясь визгом, пилы. Со стоном валились вековые кедры, и бревна, уже очищенные от веток и сучьев, с помощью рычагов бомжи скатывали на берег.
Махов возился по колено в воде, насколько хватало сил, стягивал бревна капроновыми путами, а, затянув, проверял на прочность. Стяжки держали намертво.
К полудню, когда поднявшееся в зенит солнце обогрело лучами землю, уткнувшись в глинистый берег, покачивался на волнах первый, внушительных размеров, плот.
Махов заканчивал со вторым. Работа близилась к концу, лес больше не требовался, и топоры стучали уже на берегу, очищая от коры и сучков длинные шесты.
Спустя еще один час последний плот был готов. Слон лично проверил его, прошелся вдоль и поперек, недоверчиво приглядываясь к бревнам — не гуляют ли под ногами? Попрыгал даже и, принимая работу, разрешил:
— Заносите вещи.
Скоро берег опустел, лишь обгоревшие головешки в кострище да белеющая рубленая щепа свидетельствовали о недавнем пребывании здесь человека.
По реке, ведомые неумелыми сплавщиками, медленно плыли плоты, неуклюже кружась на стремнине, по одному исчезая за поворотом…
* * *
Шли третьи сутки…
Утренний туман плотной молочной пеленой завис над рекой, и почти ничего не было видно. Налегая на шест, Вадим правил плот ближе к правому берегу. Именно там где-то, по клятвенным заверениям проводника, должна находиться искомая заимка. Отойди к середине, и берег совершенно пропадал из видимости, немного ближе — он выплывал из тумана неожиданно, и плот тыкался краем в него или же цеплялся за полузатопленные прибрежные кусты да коряги. Далее следовал несильный толчок, и полусонный охранник, по имени Юра, ругался:
— Осторожнее, мать вашу! Разнесете плот к чертовой матери!
С противоположного края усердствовал шестом Кривонос — зеленый еще парнишка, выросший в детдоме, который из своих двадцати лет добрую половину провел по вокзалам, подвалам и чердакам, — отклонял плот от удара.
— Незачем было в такую рань отчаливать, — цедил сквозь зубы Вадим. — Не могли дождаться, пока туман рассеется.
— Не твое собачье дело, — лениво потянулся Юра.
А чего ему не тянуться? Знай кутайся в теплую, не эрзац-униформу с лейблом «Интера», куртку и покуривай в удовольствие. Птичка божия не знает ни заботы, ни труда.
«Да пошел ты, — в сердцах матюкнулся Вадим. — Отморозок чертов».