Проходит час, другой. Лайи нет. Поплотнее завязываю платок и направляюсь туда, где стоит фруктовый прилавок. Надеюсь, никто не обратит на меня внимания. Поверить не могу, что пошла на базар в шаббес. Не успел отец уехать, а я уже столько нагрешила, подумать страшно! Куда подевалось моё хвалёное благоразумие? Однако и у прилавка Лайи нет.
Посреди толпы замечаю Фёдора. Кажется, здесь – все горожане-неевреи, со многими я знакома. То тут, то там шелестят шепотки: «Убили?» – «Даже не верится». – «Говорят, медведь задрал, хотя я слыхал, что убили евреи». Кто это сказал? Пробираюсь сквозь толчею. Ещё один голос – новый или тот же самый? – произносит: «Жиды слишком много о себе возомнили. В наши лавки не ходят, брезгуют. Знаете, что мне говорили? Это у них ритуал такой, как раз по пятницам. Ещё неизвестно, чем они там занимаются в своих синагогах. Бьюсь об заклад, кровушку нашу пьют». Оглядываюсь и не верю собственным глазам: Василь Цуленко, местный зеленщик.
– А я слыхал, будто они милицию свою готовят. Да что там! Самолично наблюдал, шастают повсюду, патрулируют, значится, – поддакивает часовщик Антон Гутцо. – И это только начало, попомните мои слова.
Да что с ними со всеми? В полном недоумении иду дальше, высматривая Фёдора.
– Жиды всё под себя подмяли, всю нашу работу захапали, – говорит Софья Катюк, галантерейщица. – Денис, сынок мой, пришёл из армии, да так и сидит дома. А им всё мало, уже убивать нас начали. Не будь в Дубоссарах жидов, нам бы дышалось вольготнее.
На глаза наворачиваются слёзы. Они же наши соседи, наши добрые знакомые! Как они могут такое говорить?
Вот Фёдор за прилавком. Замечает меня.
– Где моя сестра? – вполголоса спрашиваю.
– Была да сплыла, – пожимает он плечами.
– Только не ври мне. – Я настроена решительно и повышаю тон. – Куда она пошла?
Внезапно его глаза меняются. Взгляд буквально пригвождает меня к месту.
– Я уже сказал тебе, что она приходила сюда, но ушла. И нечего обвинять нас во лжи. Все вы, жиды, одним миром мазаны, – говорит, точно сплёвывает.
Оторопело стою, не зная, что ответить. Какие страшные у него глаза! Наконец бормочу:
– Хорошо, хорошо.
Бегу домой. Ветки так и норовят вцепиться в воротник, хлещут по лицу. Корни – подвёртываются под ноги. Лес словно не пускает меня к сестре. Что-то здесь нечисто. Наверное, с Лайей беда, я чувствую несчастье, разлитое в воздухе. Только бы застать её дома, живой и невредимой! Читаю про себя молитву «Шма Йисроэль». Если с сестрой всё будет в порядке, я больше никогда не буду грешить. Господи! Отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою. Услышь меня, о Господи! Не согрешу я больше ни словом, ни делом, ни помыслом, охрани только сестру мою…