Подпрыгнула, заплела на его шее прохладные руки:
— Здравствуй, папка!
Он прижал дочь к себе, с наслаждением ощущая ее детское тепло, почти забытый запах ее головы, и у него радостно и скорбно перехватило дыхание.
Кира Игнатьевна, маленькая, усохшая, чинно подала ему руку и после короткого колебания запечатлела на щеке сухой поцелуй.
— Папа, а ракушки привез? — верещала. Алена. — У меня ведь коллекция, не забыл?
— Ракушки?.. — В растерянности он почему-то взглянул на свой чемодан.
Когда они вслед за носильщиком шли к стоянке такси, он заставил себя спросить упорно молчавшую тещу:
— А где Ольга?
Она с притворным удивлением вскинула хилые крашеные бровки:
— А разве я не сказала? Ольга уехала… в командировку. В Петрозаводск.
— Мама позавчера уехала, — пояснила Алена. — Сказала, что никак не может отложить отъезд. Никак. Очень срочная командировка.
— Бывает… — кивнул Антонов.
Дома он разобрал чемоданы и выложил на стол подарки. Алена радовалась разным разностям, которые он ей купил, прыгала по комнате от восторга, примеряя то кофточки, то джинсы.
— А ракушки?
— Видишь ли, дочка…
Она великодушно пришла, ему на помощь:
— Ладно, привезешь в другой раз. Не забудешь?
Свою долю подарков теща приняла охотно, но в эмоциях была сдержанна.
Он вынул из чемодана вечернее английское платье, оставленное Ольгой, передал теще:
— Повесьте в шкаф, чтобы не мялось.
— Какое красивое! — восхитилась Алена. — Чудо! Правда, бабуля?
Кира Игнатьевна молча повесила платье в шкаф.
В министерстве он зашел в свой отдел, но пробыл там недолго. Сослуживцы похлопывали его по плечу, шутили: «Герой дипломатической службы. Гроза белых наемников!» Начальство было лаконичным: «Отдыхайте, а после отпуска обо всем потолкуем».
В отделе ему сказали, что два месяца назад Василий Гаврилович по состоянию здоровья ушел на пенсию, при этом по секрету добавили, что посланы документы на представление посла к ордену в связи с предстоящим его шестидесятилетием. Кто-то из молодых сотрудников в отделе вспомнил, что недавно на Гоголевском бульваре видел бывшего посла: тащит за руку внука и, как провинившегося подчиненного, строгим баском наставляет оробевшего мальчишку.
— Нужному наставляет! — сухо заметил Антонов, задетый иронией, сквозившей в словах рассказчика.
— А что значит «нужному»?
— Умению жить по совести.
За полдня Антонов оформил отпуск, получил в бухгалтерии отпускные, в «Метрополе» в железнодорожной кассе взял билет на поезд до Кинешмы.
Из центра шел пешком по ласково прохладным майским московским улицам, вдыхая аромат цветущих тополей. Шел медленно, бездумно глядя по сторонам, гоня от себя невеселые мысли. Торопиться было некуда. Он хотел после обеда погулять с Аленой, сходить с ней, может быть, в «Сластену» на Арбате или в парк, но Кира Игнатьевна распорядилась по-своему и повезла внучку в музыкальную школу — теперь до вечера. Антонов попробовал убедить тещу сделать исключение ради сегодняшнего дня, но услышал в ответ: «Никаких исключений! Мы не пропустили еще ни одного занятия. И не пропустим! Я не намерена нарушать порядок!»