— Мысль хорошая. Но как ты собираешься узнать кому именно и что он должен?
— Да в общем, всё просто, господин. Если взял деньги, то, скорее всего, у матери — себе-то он ничего не оставлял. Но мать сомневалась, что Гошер действительно нашёл новую работу, значит, у неё он не брал. Иначе бы, прося денег, объяснил что да как, и она бы точно поверила. И у учительницы не занимал. У неё самой, должно быть, денег не густо, да и в ателье он спешил, когда решил заглянуть к ней по дороге. Выходит, деньжата уже имелись. Остаётся две возможности, — убедившись, что господин Эйриг всё ещё внимательно меня слушает, я продолжил: — Если он у кого занял, к матери должен был явиться кредитор. Я как раз хотел сбегать, спросить. Так, на всякий случай. Думаю, никто не приходил.
— Почему ты так уверен?
— Потому что, думаю, он занял у Базила. Тот был его лучшим другом. То есть, так думал Гошер, — мрачно добавил я. — И тот, совершив убийство, не пошёл к матери Гошера требовать своё.
— Совесть заела?
— Чтобы вопросов лишних не было. И подробности Базил все знал. Может, Гошер, конечно, просто так ему всё рассказал о своей удаче, а может, рассказал чтобы денег попросить. Другие-то особо ничего не знали. Сглазить, наверное, боялся. Но кто ж десять монет займёт, не спросив на что? — И я рассказал господину Эйригу о том, как выведал точную сумму. — Я, в общем, и забежал домой, чтобы попросить у вас десять монет из тех пятидесяти, что мне причитаются, господин, если я помогу с Гошером.
— А вдруг ты ошибся? Тогда будешь должен мне целых десять монет.
— Так-то оно так, господин, — рассудительно задумался я. — Вот только я почти уверен, что прав. Гошер ведь честным был. Вы сами слышали в театре, чужого никогда не брал. До четвертинки всё возвращал. А тут целых десять монет. Да ещё и у друга лучшего занял. Он, как вы и говорили, думаю, не понял, что его Базил на тот свет отправил. Видели, какой он тощий и мелкий, а Базил, хоть и худой, а высокий и жилистый. Наверняка со спины зашёл. Раз-два и готово. Так что я не сомневаюсь. Ведь для Гошера было важно поступать правильно, по совести. Вот душа его и мечется.
Обо всём этом я подумал, когда бежал из собственного дома, а на мысль меня натолкнул малыш Джерт. Для него сейчас самым главным был котёнок. Уверен, если бы мы все помирали с голоду и умоляли братишку отдать последний кусочек, из всех нас он бы выбрал своего кота. Просто потому, что для малыша не было ничего важнее. Так и для Гошера не было ничего важнее своих убеждений. Об этом говорили все без исключения.