Эйриг давно ушёл, а я всё продолжал сидеть неподвижно, глядя за окно. Всё, что со мной происходило дальше, происходило только в урагане собственных мыслей. Я чувствовал себя угодившим в смертельный шторм. Ещё не мёртвым, но уже не совсем живым. Там я старался сделать невозможное: упорядочить всё то, что свалилось мне на плечи, и не лишиться рассудка.
Мне казалось, что стоит только пошевелиться, и меня унесёт шквальным ветром сумасшествия, которое — я чувствовал, подкрадывалось всё ближе, толкая меня к краю.
К пожирающему ужасу.
Кулаки сжались. Я закрыл глаза и выдохнул.
«Тэг, — обратился я сам к себе. — На самом деле ты умер. Умер пять дней назад. И только благодаря господину всё ещё дышишь».
Сердце немного отпустило. Я ещё раз медленно выдохнул, а затем вдохнул.
«Тэг, — продолжил я. — Твоя жизнь и до встречи с господином была похожа на трепет одного-единственного листка на дереве. Ты всегда знал, что любой случайный порыв может закончить твоё жалкое существование в единый миг. Такова была… и осталась твоя жизнь».
На душе стало тише. Разразившаяся буря схлынула, оставив за собой низкий рокочущий гул, который отдалялся всё дальше, оставляя меня в покое.
«Тэг, — в последний раз обратился я к себе. — Ты ведь и сам знаешь, что никогда не сможешь от него уйти. И это случилось не потому, что в твоём сердце осколок его собственного. И не потому, что ты пообещал отдать себя всего, ещё не зная, какой ужасный конец поджидает впереди».
Вот и всё. Всё закончилось, будто и не было. Я снова мог продолжать дышать.
Чему я хорошо научился за шестнадцать лет существования? Пожалуй, одному. Я научился смирению, зная, где моё место, и никогда не виня в этом никого вокруг. Просто по-разному бывало в жизни. У каждого своя дорога и своя судьба.
Я снова достал амулет и снова смотрел в его зелёный омут, не уставая поражаться, что вот так могу держать в своих руках чьё-то сердце.
Сердце господина.
Взяв себя в руки, я понял, что Эйриг наказал меня за то, что на секундочку я позабыл своё место, отважившись требовать. Он был действительно добр ко мне, скрывая правду. И, должно быть, по-своему хотел отплатить за тот ужасный день, который ждал меня впереди. Отплатить хорошей жизнью под крышей собственного дома.
Поэтому он молчал. Поэтому ничего не рассказывал. Тайны демонов были здесь ни при чём. Я бы и так не выдал господина даже под страхом смертных пыток, ведь я…
Интересно, как давно он заметил, что я не могу дышать ровно в его присутствии? Были ли его поцелуи ответом на моё собственное желание? На немую просьбу, в которой я не признался бы даже на смертном одре. Всё это было просто утешением?