— Именно. И тебя не в чем винить. Он необращённый.
— Необращённый? Шутишь!
— Нисколько.
Мануэль рассмеялся:
— Держу пари, ты отыскал его в Подлунном мире. Я всегда знал, что стоит только демону обжиться среди людей и вот он уже забывает кто такой и что должен делать. Или чего не должен. Брошенное потомство — это всегда так печально, — протянул суккуб, будто всерьёз болел душой за чьих-то брошенных детей.
— Совершенно с тобой согласен.
— Надо же, оставить малыша умирать жизнью смертного.
— Для него это не такая уж большая беда. Он не знает о том, кто он.
— Ты ему ничего не сказал?
— Нет.
— Ты коварен… Или, — встрепенулся вдруг Мануэль, — это милосердие, Эйриг? Неужто ты пожалел мальчонку и потому прикусил язык? Это, должен признать, имеет смысл. Если он рос как человек, то и разницы не почувствует. Счастье в неведении, так говорят? Однако, не могу понять, когда это ты так раскис? Зачем тебе жалеть парня? И возиться с ним? И уж тем более, отдавать сердце?
— Он меня любит, — спокойно ответил Эйриг.
— И-и?
— И всё.
Мануэль сел и потянулся за начатой бутылкой, чтобы налить себе ещё вина.
— Дорогой, я, конечно, многое повидал на своём веку, но не думаешь же ты, что я тебе поверю?
— Почему же нет? Ты сам сказал, миром, по какую сторону врат он бы ни находился, правят монеты и любовь. Моего положения достаточно, чтобы вести ту жизнь, которую я пожелаю, а вот любовь… Не обижайся, Мануэль, но мне кажется, что настоящей любви я никогда не видел. Вот мне и интересно узнать, какая она. На что похожа.
В комнате повисла тишина, нарушаемая треском обращающихся в пепел поленьев.
— Похоже, я слишком много выпил, — чуть сбивчиво, словно сдерживаясь, пробормотал Мануэль. — То есть ты хочешь сказать, что то, что между нами было это… это ничто, а вот в какие-то чувства человечка ты вдруг поверил? — Голос повис на высокой ноте.
— Наверное, да, — размышлял Эйриг вслух совершенно отстранённо, словно говорил и не о себе вовсе. — Ведь ты играл со мною тогда, и значит, всё было не всерьёз. Не отрицай, — не дал он себя оборвать на полуслове. — Я не сержусь за это. Как я и сказал, что было, то прошло. И всё же, когда живешь столько, сколько мы, поневоле одолевает любопытство. Тебе ли не знать. Вот меня и стал занимать вопрос — что же такое настоящая любовь. И потому я оставил Тэга рядом.
— Ладно, предположим, мне понятны твои сомнения. История действительно вышла тогда глупая, и выглядит сейчас не слишком красиво, хотя я был с тобой искренен — всё было по-настоящему, — с чувством добавил Мануэль. — И поэтому — только поэтому — я даже стерплю твоё оскорбительное неверие. Сомневаешься, и поделом мне. Но что заставляет тебя думать, что этот мальчишка тот, кто сможет тебе показать, что такое любовь? Не веришь же ты наивному лепету смертного? Представляю, сколько раз он томил тебя своими чувствами, — хмыкнул Мануэль.