— Не-а, — ответил мальчишка и тут же посмотрел на сестру.
— Она через час уйдёт. Прачечная тогда откроется.
— А-а, ну значит, погреемся ещё, — подмигнул я.
— Вот, — вернулась женщина и поставила перед каждым из нас по чашке тёплой воды.
Внутри что-то плавало. Сушёные дольки жердёл, понял я. У бедняков не было принято распивать чаи да кофея. Мы заваривали засушеные с лета фрукты или травы. Особенно такое варево выручало в голодное время.
— Спасибо.
— Пей, малец, да ешь. Только часть я уберу для остальных. Негоже им, — кивнула она в сторону пары детишек, — обжираться, пока другие на холоде пашут, — должно быть, хозяйка имела в виду других членов семейства.
На столе остались четыре тонюсеньких ломтика хлеба, луковица, морковка, такие же прозрачные дольки сыра и маленький кусочек мяса. Дождавшись, пока мать Гошера припрячет остальное и вернётся к столу, ребята набросились на еду.
— Я уже завтракал, — объявил я и подтянул к себе только кипяток.
Детвора тут же смекнула, что порцию мою можно будет поделить, и челюсти заработали быстрее, чтобы своё скорее закончилось и можно было бы претендовать на чужое.
На какое-то время за столом воцарилось молчание, все были заняты едой. Но вот, очень скоро жалкое угощение было подъедено, крошки аккуратно собрали дети, и каждый, наслаждаясь теплом желудка, потягивал чуть подслащенную водичку.
— Простите, что так мало, — проронил я, решив, что время продолжить разговор подходящее.
Мать Гошера фыркнула на мои слова:
— Спасибо, что добро не забыл. Меня Долья зовут.
— Очень приятно. Гошер мне говорил, но мы с ним долго не виделись, не было меня, значит, в городе, и я подзабыл. Когда приехал и узнал про Гошера, так и обалдел. До сих пор понять не могу, кому это он мог помешать? Хороший же парень был. Честный.
Дети опустили глаза, а Долья не спешила ничего говорить, если вообще собиралась. Может, я сказал что не то? Но вроде же и ничего особенного.
— Ох, милок, сама до сих пор понять не могу и вряд ли уж пойму когда, кому это мой золотой мальчик глаз мозолил, — запричитала Долья, и морщины на её лице провалились глубже. — Да разве ж он когда помочь отказывался? Он с отцом своим всех нас кормил, никогда от работы не отлынивал. И даже учился в школе! — с особой гордостью произнесла женщина и тяжело выдохнула: — И вот тебе на…
Она затихла, словно слова отняли у неё последние силы. Взгляд упёрся в угол, да там и остался.
— Да, — кивнул я понимающе. — После того, как Ода мне рассказала, я поспрашивал вокруг заодно. Ну, пока работу искал. Так мне сорока на хвосте принесла, что ограбили его.