В общем, в пять у меня всё было готово. Ждать дольше я не хотел. В шесть все начинают просыпаться. Ну их!
Я тихонько разбудил малышей. Стёпка с Пашкой встали безропотно.
– Тима! Ты куда?
– Тс-с! Далеко. Вернусь не скоро. Вот вам, чтоб не скучали без меня.
Я протянул им четыре пухлых тетради с комиксами про светлячка Самсона. Всё, что успел нарисовать за долгое-долгое время.
Последние дни я только и делал, что рисовал. Ничего другого не оставалось.
Эти дни были страшными и беззвучными. Даже мой внутренний Моцарт замолчал. То ли потерял голос, то ли покинул меня, то ли вообще умер.
Поэтому когда вчера поднялся ветер и сосны загудели, я счёл это хорошим знаком.
– Ух ты! – восхитился Стёпка. – А срисовывать можно?
– Конечно, можно!
– У тебя не получится, как у Тимы! – ревниво воскликнул Пашка.
– А вот и получится! Тима, скажи!
– Тихо вы, оба! – шёпотом прикрикнул я. – Подеритесь мне ещё! Всё у вас получится, если будете стараться.
Я привлёк их обоих к себе. Они были тёплыми и пахли одинаково.
– Я пошёл. На плите овсянка, позавтракаете. Плов не ешьте, и Нютке скажите, чтоб не ела. Плов только для взрослых. Там яд.
– Настоящий?
– Самый настоящий. Они его съедят и сдохнут. Ну всё, мне пора.
Я по очереди стиснул их ладошки, надел ранец, тихонько обулся и вышел на улицу.
Через несколько минут я пожалел, что не надел шапку. Но это же не повод, чтобы возвращаться. Я накинул капюшон толстовки – сойдёт!
Мама рассказывала, что в детстве я ненавидел капюшоны. Примечательно, что я ничего не помню из своего раннего детства. Люди помнят себя, допустим, лет с трёх-четырёх. А у меня всё, что до восьми лет, – сплошная чёрная дыра.
Если кто-то верит в то, что детей находят в капусте, то меня, определённо, обнаружили в зарослях тыквы, причём в сознательном возрасте.
Я шагал и шагал, и сосны уже остались далеко позади. До центра города было ещё далеко. Прошуршал по дороге первый автобус, слегка притормозил. Но я махнул рукой. Не хотелось мне туда, где люди.
И всё было бы идеально, если бы рядом со мной не затормозила машина. Я обернулся и узнал хищную, похожую на чёрную акулу, тачку дяди Гены.
– А ну, стой! – окликнул он, опуская стекло.
Я покачал головой, не сбавляя шага.
– Стоять, кому говорю!
– Я спешу.
– Кончай дурить, ковбой! Хуже будет!
– Хуже уже некуда.
– Ребята сказали про твой яд в плове. Это же обыкновенное слабительное.
– Какая жалость! В следующий раз подготовлюсь получше.
– Тим, хватит! Садись в машину.
Я молчал и продолжал идти по обочине.
– Ну, хорошо. Признаю, я перегнул палку, обошёлся с тобой слишком сурово. Но ты должен понимать, что это для твоего же блага.