Итак, я был магом храма Атур Гушнасп, куда часто приходил шахиншах и молился огню. Однажды он заметил меня и призвал. «Настуд, – сказал он, – ты умен и молод, ты должен сопровождать меня, потому что верховный маг стар, мысли его путаны и непонятны. Даже сам Заратустра был толкователем законов Ахуры для людей, пусть и ты будешь толкователем слов для меня. Я молод, как ты, мы будем вместе, я хорошо держусь в седле, ты тоже, я не умею читать по-авестийски, я не умею говорить на этом языке магов, ты переведешь мне, я должен знать обо всем, что творится в моих шахристанах». Так сказал мне шахиншах, прозванный Парвиз – победоносный. Что я мог возразить? Я шел за ним после везде, где он хотел быть, я знал всё, что знал он, я спал в его дворцах, я жил в столице Тисфуне, я не знал бед, а знал лишь негу и блаженство подле него. Возможно, это было началом моего конца. Когда император Византии послал к шахиншаху свою дочь Мириам, я не принял её, но кто спросил меня? Я песчинка пустыни. Когда приходили люди из Византии и говорили о нашем огне дерзко, ссылаясь на Мириам, принося свои кресты и молясь человеку, который давно умер, почему шахиншах не прогнал их, а слушал? Но зачем я сотрясаю воздух, кто слышит меня? Итак, я был маг, приближенный к блистательному шахиншаху, и как-то раз он воскликнул, устав от неги:
– Мой друг Настуд, а не поехать ли нам на берег Тигра, где шумят деревья и девы купаются на закате дня? Я много трудился, я устал, если выедем сейчас, то достигнем берегов реки как раз к закату.
Я согласился сопровождать шахиншаха, стража последовала с нами, но великий Парвиз остановил их:
– Нет, воины, следуйте в отдалении, не посыпайте наши лица пылью от копыт своих скакунов.
Воины склонили головы, мы сели на двух прекрасных жеребцов и галопом понеслись из душного Тисфуна в сторону, где Ахура сделал деревья густыми, а воды Тигра тихими и теплыми. К вечеру дня мы достигли лагуны, где стоял шатер, поставленный слугами для шахиншаха в тени каштанов и кипарисов, в шатре был накрыт ужин, а с реки доносились голоса купальщиц. Шахиншах отказался вкушать и поспешил на берег, оставив воинов распрягать коней и ужинать, увлекая меня, простого мага, за собой. Будь проклят тот час, когда я пошел за ним! Пригнувшись, как леопард, Парвиз крался по кустам, я шел следом, не понимая, зачем шахиншаху скрываться, но вскоре голоса купальщиц приблизились, и сквозь склоненные ветки я разглядел великолепное: в мелкой лагуне, прогретой за жаркий день лучами солнца, отца огня, детищем Митры священного, мечущим лучи в Ахримана, купались девы, одна была в прозрачной тунике с золотыми нитями, прочие же резвились в брызгах Тигра совсем нагими. Та дева, что была в тунике, приказывала остальным, мы слышали ее повеления издалека, наслаждаясь видами: